Путешествия Лейлы

По большому счету Лейле нравилось быть эдаким космополитом, оставаться над всем и вне всего. Для этого часто приходилось выходить из уже привычного, уютного пространства в новое, поначалу необъятное и холодное. Будто любое понимание мира – только мыльный пузырь того или иного размера и прозрачности. И вот ты расширяешься, выходишь за пределы своего мозга, тела, города, культуры. Бросаешься в другие. Один мир, другой, потом третий, четвертый и пятый – остановиться невозможно. Скользишь между реальностями: сегодня тут, завтра там, обыденно и привычно, просто вариантов настоящего много, везде они свои.

Или тяжелой работой души соединяешь их все. Только как возвратить умение видеть мир вокруг через линзу одного только пузыря, когда захочешь вернуться куда-то, чтобы уже остаться. И предстоит еще много таких погружений и открытий: через путешествия, книги, дружбу, любовь. Что угодно усвоишь в оболочке влюбленности в кого-то или что-то, самый тяжелый опыт пройдет легко. И это постоянное расширение, познание, преодоление своих заблуждений – такой величайший на свете кайф, что, наверное, и не замечаешь, как вовсе отрываешься от земли, корней и чего-то настоящего, твердого. Этого Лейла иногда боялась.

Она так много летала из страны в страну в последние годы, что реальность превратилась в клиповую смену ярких картинок. Каждое место на земле предлагало свой лучший сезон, архитектуру, природу и еду. Только доступность чего угодно убивала саму магию странствий, чувство избыточности и пустоты никуда не исчезало. Когда Лейла путешествовала одна, полость эта заполнялась еще не изученной местной жизнью, случайными собеседниками, оперой, картинами и скульптурами, целительной природой. Получалось занырнуть целиком, познать то, что обычно скрыто от глаз чужаков.

Если спрашивали, откуда она, Лейла терялась. Родилась в Узбекистане, выросла в русской культуре, с детства слушала мамины песенки на французском, не любила этот язык, жила в Лондоне и Дубае. В любой точке земли местные принимали за свою, это была ее суперспособность. С мамой татаркой и папой ливанцем она походила и на испанку, и на бельгийку, и на еврейку, и на арабку, точнее, на метиску из Азии или с Востока с примесью европейской крови, или наоборот.

Комфортнее всего было в Дубае, многое в старой части города напоминало Узбекистан из раннего детства. Здоровались тут: «Ас-салам алейкум – алейкум ас-салам», – часто повторяли: «Йа Алла» или «Бисмилля». Держали мусульманский пост. Совсем как ее дедушка с бабушкой в Ташкенте, эби и бабай. Ребенком Лейла тоже один день постилась с ними: проснулась до рассвета, затемно поела жирный суп с бараниной. Наверняка и ливанским бабушке с дедушкой все это было хорошо знакомо – просто родителей папы она не знала.

Может, Лейла и потерялась немного. Но вовсе утратить связь с миром, не было такого. Доктор Натансон не похож на сумасшедшего, только и Лейла прекрасно помнит, кто она и какой он, мир вокруг. Она-то успела его повидать. А может, это путаница из-за ее постоянных обмороков? Мороки и обмороки – случались они с самых ранних лет. Особенно когда что-то давно пора было менять, и реальность вокруг истощалась, начинала изживать саму себя, как старые, ломкие декорации. А ведь по-настоящему хорошо и спокойно Лейла ощущала себя только внутри этих обмороков. Она была своей в любой точке мира, желанной гостьей, что на деле не принадлежала ни одному из мест до конца.

Глава 4

Быстро постучав, доктор Натансон вошел с результатами анализов. Сказал, что Лейла идет на поправку и ей хорошо бы развеяться за пределами клиники.

– Завтра мы выходим с друзьями на морскую прогулку, – добавил тише обычного, опустил глаза в бумаги, – будет здорово, если вы присоединитесь к нам.

Приглашение звучало странно. Только неживая клиника порядком надоела, да и провести целый день, слушая Даниэля, это ли не счастье? Лейла кивнула.

– Всех нас вдохновляют картины Ади, мы и его самого нежно любим, хотя, как вы увидите, не все в этом признаются. – Доктор перешел на привычный по-отечески теплый, насмешливый тон. – Но вам точно будут рады!

– Хорошо, окей, – пожала плечами в ответ.

– Тогда я пришлю кого-нибудь за вами с утра.

Лейла понятия не имела, кто такой этот Ади, но предвкушала день на море с интересными людьми, а какие еще могут быть друзья у Даниэля. Представляла почему-то большую деревянную лодку на веслах, корзину с булочками, маслом и фруктами, себя в сарафане и соломенной шляпе. Только что это за художник Ади? Может, пересекалась с ним на сафари или йога-ретритах … Она и в музеи-то заходила только в поездках и, скорее, чтобы запостить в соцсети что-нибудь возвышенное, отметив очередную известную галерею. Самые знаменитые картины Лейла узнавала, у некоторых могла стоять подолгу, хотя названия и имена художников часто путала.

Только … и впервые за пару недель в палате стало зябко, неуютно. Обожаемый доктор Даниэль со своими друзьями, наверняка не менее умными, быстро ее раскусят. Поймут, что явно приняли за кого-то другого.

* * *