Читаем Путешествия на берег Маклая полностью

Обдумав совершенно объективно все обстоятельства моего первого пребывания между туземцами и последующего знакомства с ними, я пришел к заключению, что хорошим результатом сношений с дикарями я обязан главным образом моей сдержанности и терпению. Высадившись на Берег Маклая, я избрал для постройки хижины мысок, довольно отдаленный от обеих соседних деревень Горенду и Гумбу; местность эта не принадлежала никому, не была до моего поселения занята никем; таким образом, поселившись вне деревень, отстоявших от места моей хижины (называемого, как я узнал впоследствии, Гарагаси) не менее 1/3 и 1 1/2 мили, я не навязывал жителям своего постоянного присутствия. Это обстоятельство оказалось в высшей степени удачным шагом для моего дальнейшего сближения с дикими. Заметив далее, что мой приход в деревни нарушал обычное течение жизни туземцев, что при моем появлении все женщины с детьми стремглав бросались в кусты, а мужчины брались за оружие, окружали меня и угрожали убить, я постарался найти средство, чтоб не беспокоить их внезапным появлением. Я нашел для этого очень простое средство, которое, может быть, покажется вам малостью, но все-таки весьма характеристично и покажет вам, каким образом мелкие вещи могли иметь важные последствия. Открыв, что неожиданность моего появления сильно их беспокоит и так им надоедает, я обыкновенно, подходя к деревне, останавливался и резким свистом давал знать о моем приближении для того, чтоб дать женщинам время убраться с детьми в кусты и спрятаться там. Я скоро заметил, что вследствие этого туземцы, зная, что я не приду неожиданным гостем, стали совершенно иначе относиться к моим визитам и гораздо реже брались за оружие. Таких примеров я мог бы привести очень много.

При первом же моем прибытии главной моей заботой было изучение языка туземцев – задача, оказавшаяся очень трудною, и не раньше четырех или пяти месяцев мне удалось познакомиться с языком настолько, чтоб понимать туземцев и быть в состоянии объяснять им самые необходимые вещи и предлагать им самые элементарные вопросы. Постепенное ознакомление с языком и, если можно так выразиться, моя «деликатность» в обращении с туземцами, наконец, мало-помалу преодолели их нежелание видеть меня среди себя и поддерживать со мною сношения. Сперва они положительно предлагали мне удалиться, показывая на море; это был их постоянный жест, как бы приглашавший отправиться туда, откуда пришел. Доходило даже до того, что они почти ежедневно ради потехи пускали стрелы, которые пролетали очень близко от меня, главным образом, как я полагаю, для того, чтоб испугать меня или испытать, как я отнесусь к подобной с их стороны забаве.

При неоднократных таких опытах, которые могли кончиться плохо для меня, я только два раза был слегка оцарапан. Я скоро понял, что моя крайняя беспомощность ввиду сотен, даже тысяч людей была моим главным орудием. Ознакомясь ближе с языком, я стал замечать, что между туземцами существует какое-то особенное мнение касательно моей личности. Мне удалось, наконец, чрез несколько месяцев узнать, что среди туземцев возникла мысль о моем сверхъестественном происхождении. Эта мысль возникла, выросла и окрепла среди туземцев не только без всякого с моей стороны участия или содействия, но даже без моего ведома, так как сам я узнал о существовании ее только впоследствии, ближе ознакомившись с местным языком.

Я стал замечать, что в разговорах между собою они часто употребляли весьма странную комбинацию слов: «каарам-тамо»; «каарам» означает «луна», «тамо» – человек. Сначала я не мог понять значение этого выражения – «каарам-тамо»; человек с луны, и, только познакомившись, наконец, с языком папуасов настолько, чтоб спросить у них, что это такое, где находится этот «каарам-тамо», я, к моему крайнему удивлению, узнал, что так они называют меня. Но все-таки весьма ограниченное знание языка не позволяло мне сделать дальнейших вопросов, чтоб тотчас же разъяснить, каким образом они пришли к такому странному заключению относительно моего происхождения. Наконец, уже на четвертом месяце моего знакомства с ними, когда я успел ознакомиться с языком достаточно хорошо, при новых расспросах о происхождении этого выражения я узнал следующее. Спросив однажды одного из туземцев: «Кто тебе сказал, что я каарамтамо?», т. е. человек с луны, я получил ответ: «Да все говорят это». – «Кто же эти все?» – «Да ты спроси их (при этом он указал на подле стоявших): вот тот, тот и тот, все тебя так называют».

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже