Наша экспедиция была рассчитана на месяц, и в это время мы не могли надеяться, что найдем пищу и кров. Груда необходимых вещей казалась огромной, и, как бы тщательно я ни проводил расчеты и ни сокращал личные вещи, я неизбежно приходил к выводу, что нам потребуется огромное количество носильщиков.
Однажды вечером я признался Фреду.
«Может быть, мы путешествуем с комфортом и берем с собой слишком много роскошной еды и одежды, – сказал я, – но, похоже, нам потребуется около сорока носильщиков».
«О! Это
Тем не менее я все еще очень волновался, когда за день до встречи мы обнаружили, что у нас так много багажа, что его невозможно уместить в джип. Вместо этого нам пришлось погрузить большую его часть в фермерский прицеп, подсоединить к трактору, которым управлял один из старших помощников Фрэнка на ферме, и отправить его вперед. Во второй половине дня мы с Фрэнком и остальной частью вещей поехали следом.
Квиана, маленькое поселение неподалеку от начала тропы к Табибуге, состояла всего из трех небольших хижин и
Старший энергично поприветствовал меня.
«Арпи-нун, маста», – сказал он и передал мне письмо. Оно было от Барри Гриффина. Он написал, что податель записки, Вавави, – заслуживающий доверия полицейский, который хорошо знает тропу и будет сопровождать нас в Табибугу. Он перечислил названия деревень по пути, предложил нам переночевать в Карапе и закончил тем, что с нетерпением ждет встречи с нами.
Вавави собрал большую толпу сельских жителей на открытом пространстве перед домиком. Это были типичные мужчины из Хагена, бородатые и голые, но с поясами и турнюром из листьев. У большинства за поясом был нож или топор, свешивающиеся на их голые бедра, лезвием к плоти, в самой опасной, на мой взгляд, позиции. Казалось, они только недавно проснулись, поскольку у многих был сонный взгляд, их турнюры были помяты и испачканы. У некоторых на лице остались размытые остатки раскраски. Было холодно, поскольку солнце еще не взошло, и мужчины сложили руки на своей голой груди, чтобы сохранять тепло.
Под руководством Вавави наш багаж был доставлен и разложен в длинную линию. Будущие носильщики с унынием смотрели на тюки, время от времени поднимая какой-нибудь, чтобы подтвердить свои худшие опасения, и тайком двигаясь в сторону другого, который казался легче. Однако Вавави живо перемещался между поклажей, назначая по паре человек на каждый тюк.
Закончив, Вавави забрал свое ружье у мальчишки, который, раздувшись от гордости, держал его для него, посмотрел на меня, и, убедившись, что я готов, крикнул распоряжение носильщикам. Они подняли свои грузы и последовали за Вавави, который шел по широкой красной земляной тропе, ведущей в горы.
Первые полтора километра или около того тропа пролегала вдоль узкой крутой долины. Под нами бурлила и пенилась маленькая речка, врезающаяся в загромождения валунов на пути к реке Вахги. Солнце наконец взошло, согревая наши тела и растворяя остатки тумана, который висел вокруг нас. Один из носильщиков пел во всю глотку «Хуууу-аааа» и протягивал последнюю нижнюю ноту, насколько хватало легких. После того как он начал, к нему присоединились остальные, и получившийся в результате гам звучал непрерывным, растянутым «ааааа» с отрывистым, более высоким облигато – «хуу». Эта музыка звучала весь день и стала нашим постоянным спутником в пути в течение следующих нескольких недель.
Вскоре тропа начала петлять и зигзагообразно подниматься вверх по хребту длинной горной цепи, поросшей травой. Босоногие носильщики храбро плелись наверх и месили пальцами жидкую грязь, в которой увязали и скользили мои подбитые гвоздями ботинки. Примерно каждый час Вавави останавливался, и, пока все отдыхали, он перераспределял грузы таким образом, чтобы каждый носильщик по очереди брал один из наиболее тяжелых тюков.