Первого ноября в полдень мы отправились в дальнейший путь на юг. Справа и слева простирались необозримые равнины. Река была окаймлена густыми зарослями травы «омм-суф» (Vossia procera). Позднее с левой стороны вдали показались заросли невысоких кустарников акации, вероятно Acacia verugera. На другом берегу, далеко в степях, покрытых травой, — многочисленные деревни шиллуков, около которых возвышалась группа пальм дум {12}
. Мы вступили в область папирусов {13}.Вечером и ночью приходилось часто пробиваться сквозь небольшие травяные массивы в местах, где река замыкалась. По этой, ничем не нарушаемой, однообразной, почти пугающей камышовой пустыне, между высокими колышащимися стенами из травы, тростника и папируса плыли мы в течение двух дней по крутым извилинам реки на юг.
Ночью 4 ноября мы прибыли в Габе Шамбиль.
Шиллук на рыбной ловле
В субботу мы покинули Габе Шамбиль и двинулись по направлению к Бахр-эль-Джебелю дальше на юг. Река здесь делает много поворотов. Негров было видно очень мало. Отдельные, очень бедные хижины, окруженные большими кучами золы, представляли печальную картину, которая, однако, полностью гармонировала с пустынным болотистым краем. Здесь я увидел характерную птицу болотистой страны Белого Нила, диковинную «абу меркуб», как ее называют арабы («башмачный клюв» или «китовая голова»), Balaeniceps rex, по нашей орнитологии. Неподвижно сидела она, подняв большую голову с своеобразным клювом на расстоянии нескольких сот шагов от парохода.
В воскресенье утром мы прибыли в Бор. Раньше Бор находился во владении купца Аккада.
Королевская цапля (Balaeniceps rex)
Теперь он занят египетскими солдатами и яв ляется резиденцией правителя округа (мудира), который в это время отсутствовал. В сопровождении капитана корабля я посетил зерибу, расположенную и устроенную подобно другим правительственным станциям.
Рядами стоят тукули, соломенные хижины, некоторые из них соединены тростниковой изгородью. Между заборами расположены улицы, пересекающиеся под прямым углом. Все это обнесено высокой и крепкой оградой из столбов и кустов терновника (которая дала этим селениям их название «зериба»), защищающей от враждебных племен и ночных хищников.
Несмотря на лихорадку и большую слабость в ногах, я осмотрел станцию и затем вернулся назад в помещение мудира. Это было маленькое приятное здание, со свежевыбелен-ными глиняными стенами и правильными оконными отверстиями, что здесь в стране довольно редкое явление. Окна были даже, наподобие домов в Хартуме, обрамлены окрашенным в красный цвет орнаментом. Маленькие занавески усиливали впечатление уюта. Сад из банановых зарослей бросал тень на здание. В аллеях сада была приятная прохлада. Там были посажены американский маис, кайенский перец, по-арабски «шитет» — capsicum conicum, маленькие лимонные и апельсиновые деревья, фасоль и другие растения.
Вдруг был дан сигнал тревоги, и все, кто имел оружие, побежали к зерибе. Толпа вооруженных со знаменами, на которых были изображения полумесяца, бежала навстречу невидимому врагу. Я взошел на одну из террас, построенных на каждом углу забора и служащих для наблюдения, но не увидел ничего угрожающего. Чтобы навести на туземцев страх и избежать атаки, была заряжена пушка и дан выстрел холостым зарядом. Грохот выстрела вызвал у негров, незнакомых с этим звуком, сильный испуг.
Я сошел со своего поста и медленно пошел назад к пароходу. Причина тревоги оказалась довольно незначительной. Усмиренные много лет тому назад негры бор, жившие вокруг станции, с некоторого времени были враждебно настроены, и в этот день, возмущенные каким-то насилием со стороны солдат, собирались угнать несколько голов скота из принадлежащего зерибе загона. Этим и объяснялся шум. Вскоре отряд вернулся. Чтобы оградить себя ночью от каких-либо случайностей, мы поставили на пароходе караул из четырех человек. Для проверки, насколько они добросовестно выполняют свои обязанности, и чтобы заставить их бодрствовать, караульным было предложено (как это принято во всех провинциальных станциях в ночное время) громко произносить свой номер. На расстоянии двух шагов от моей каюты стоял караульный номер четыре. Он регулярно протяжно повторял свой номер «А — арба» и не давал мне заснуть.