Путешествия по Африке

1882 года отправился от Земио в Бахр-эль-Газаль. Тринадцатого ноября я получил от Лептон-бея письмо из Омбанги. Он писал, что хотел бы приехать ко мне, но его ждет слишком большая работа в управлении. Он получил из Хартума распоряжение направить в Фашоду 7000 рекрутов. «Но откуда же их взять?» — добавлял он. Далее он писал, что Дарфур находится в тревожном состоянии и что Слатин-бей [12] воюет против арабов. 10 сентября он был ранен пулей в правую руку. Арабы все-таки, правда, при больших потерях с обеих сторон, были побеждены.

Но и для Лептона начались дни серьезных забот. В начале декабря он сообщил мне, что вся страна Динка восстала, и дорога к Мешре-эр-Рек, пункту отхода пароходов на Хартум, отрезана мятежными племенами. Сообщение пока не может быть восстановлено, и Бондорф должен дожидаться, пока наступит более благоприятная обстановка для отъезда в Хартум. Поэтому Бондорф пожелал вернуться на нашу станцию, куда и прибыл благополучно, однако, лишь после моего отъезда от Земио. Мои коллекции пока что, по совету Лептона, которому я предоставил право решить этот вопрос, остались на хранении на складе управления Бахр-эль-Газаль.

Позже в одном из писем от конца декабря 1882 года Лептой писал, что он был вынужден вновь стянуть отряды даже с отдаленных станций, чтобы дать отпор многочисленным и хорошо вооруженным мятежникам.

После отъезда Бондорфа я мог представить себе, и особенно своим ногам, отдых, вместо того, чтобы, завернув отечные ноги в тряпки, все время ковылять по станции.

На станции у Земио

В своей жилой хижине я теперь занялся чтением. Хижина была похожа на сооруженную у Ндорумы и столь же удобно обставлена. Но спокойствие и радость, по случаю вновь обретенного дома, кончились очень скоро и неожиданно.

Уже во время обеда я услышал издали тихо, но ясно треск горящей степной травы. Это тем более удивило меня, что из-за господствующих в полдень северо-восточных ветров в это время не зажигают высохшую уже траву; в населенных местах это делают лишь к вечеру. А в этот злосчастный день ветер был особенно силен. Я поспешил выйти и увидел огонь, пока еще далеко на северо-востоке; ветер гнал его на юго-запад, на станцию. В данный момент, вероятно, не было опасности, а по существу и вообще ее не было, так как я уже раньше в безветренные вечера сжег сухую траву вокруг станции. Но так как тогда она была не совсем суха и отчасти сохранилась, я из предосторожности приказал по частям сжечь и эти остатки, чтобы полностью отнять пищу у приближающегося огненного вала. Маневр удался. Огонь, правда, приближался быстрее, чем ожидалось, уже чувствовался его жар, но там, где была выжжена трава, он спал и погас. Я облегченно вздохнул и обошел станцию в то время, как люди, поспешившие сюда ввиду опасности, снова разошлись. Затем я снова вернулся на северную сторону станции и уже собирался войти в хижину, чтобы продолжать работать за столом с рисунками. Вдруг один из юношей показал на верхушку одной пальмы, сухие ветки которой тлели и теперь загорались. Пальма стояла вне станции, но на северной стороне, и я сразу увидел грозившую опасность, потому что ближайший порыв ветра мог перебросить огонь на соломенные крыши хижин, находившихся под ветром. И едва я об этом подумал, как несчастье уже произошло. Крыша ближайшей хижины занялась и через мгновение была объята пламенем. К счастью, это был склад, который стоял пустым после отъезда Бондорфа. Я бросился к своему жилищу, потому что там стояла большая часть багажа, и принялся его спасать. К сожалению, Дзумбе с двумя слугами были на охоте, и я работал лишь с мальчиками и девушками. Потом пришла помощь извне. С полным присутствием духа я передавал людям наиболее ценные ящики, бросал лежавшее вокруг в коробки и простыни и стремительно очистил хижину, опасаясь, что ее в любой момент охватит пламя. Совсем недавно сооруженный навес, с защищавшей от солнца круглой крышей, служивший приемной, стоял ближе к горевшей хижине. И действительно, он стал второй жертвой огня, чего я совсем не заметил, будучи полностью занят делом спасения имущества.

Когда я затем оставил мою почти пустую жилую хижину, чтобы спрятать вещи в новом складе — прежней хижине Бондорфа, загорелась уже третья крыша над лежавшим под ней запасным грузом. Удалось вытащить лишь два ящика с инструментами и один пакет с солью — самое ближайшее, все остальное стало жертвой огня. Было бы тяжело перечислять все уничтоженное. Если бы не хранилось так много в моей жилой хижине, которую, между прочим, очистили зря, ибо она так и не загорелась, то я был бы совершенно разорен. Но и так я мог оплакивать безвозвратно утерянные вещи, прежде всего три ящика патронов (1500 штук) для скорострельной винтовки, почти весь запас, даже почти всю дробь (тринадцать мешочков) и ружье, большую часть консервов, последний ящик с винами, не говоря уже о нескольких пакетах с предметами обмена, — которые я ничем не мог компенсировать. К тому же сгорел весь полученный от Земио провиант.