Путешествия по розовым облакам

– Снежный человек! – бодро ответил Мишка. – Приобрели по случаю на карачаевском базаре… Везем в зоологический сад юных натуралистов города Краснодара для всеобщего обозрения.

Сержант хохотнул: «Такую только там и показывать! Езжайте, хлопцы, а то умру от впечатлений. Конец рабочего дня все-таки…»

Как ни странно, но больше нас никто и нигде не задерживал. По приезду в город Корсун повел подружку к себе домой, поскольку по дороге призналась, что из общаги ее уже выгнали.

Примерно через неделю он пошел на прием к ректору мединститута, заслуженному-перезаслуженному профессору Илье Парамоновичу Лапышеву, попросить, чтобы тот похлопотал перед сановным коллегой в университете за его забавницу, Наташку-таракашку.

Лапышев к Корсуну относился хорошо, ценил его как прекрасного специалиста, «поставившего фотодело в вузе на непривычно высокий уровень» (так говорилось в докладе ректора по случаю какого-то праздничного торжества), но, тем не менее, поинтересовался:

– Кем она вам, голубчик, приходится?

Тогда не существовало понятия «гражданский брак» и Валька, как трактовал Гражданский кодекс, брякнул:

– Сожительница!

Профессор относился к числу людей возвышенной нравственности, тем более, что супруга его, необъятной толщины Адель Вартановна, похожая на бочонок, что царь Салтан кинул в «море-окиян», читала лекции в краевом Доме санпросвещения об улучшении семейной гармонии в свете решений последнего съезда партии. От такой откровенности «пророк Илья» (так его заглазно называли в институте) слегка дрогнул:

– Дорогой коллега, уважаемый Валентин Илларионович! Мне кажется, все-таки неловко ходатайствовать за девицу, дерзко преступающую нормы коммунистической морали… – И понес, понес, понес «царя в солдаты»…

Валя опустил голову. По счастью, он уже неплохо владел системой лицедейства и чуть слышно пробормотал, что тогда будет вынужден покинуть стены мединститута, поскольку не может оставить близкого ему человека в беде. Тем более что Наталья Георгиевна обещала исправиться.

Лапышев, как старая лошадь в стойле, тяжело вздохнул и, напустив на чело хмарь, поднял телефонную трубку.

– Хорошо, уступаю вашим доводам… Только из искреннего уважения лично к вам, дорогой Валентин Илларионович… Исключительно по этой причине.

Позвонил, но ректора не застал, и после переговорил с его замом, судя по всему, крайне нервной дамой. Трубка сотрясалась неразборчивым монологом, очень похожим на собачий лай, и от его потока «Илья-пророк» все более и более впадал в постное уныние. Время от времени, глубоко вздыхая, поддакивал: «М-да, м-да, м-да…Я понимаю, ой, как я вас понимаю!» – а потом сказал:

– Жанна Михайловна! Ну давайте дадим девочке шанс. Тем более она намерена создать семейный союз с человеком крайне положительных характеристик, нашим сотрудником, заведующим фотолабораторией, прекрасным фотохудожником, активным журналистом. – Я думаю, – говорил убежденно и возвышенно, – это разбудит в ней достоинства молодого строителя коммунизма… Я такие факты знаю, тем более супруга моя, достопочтимая Адель Вартановна, проводит сейчас очень интересный эксперимент по возвращению оступившихся молодых людей в здоровое лоно нашего социалистического общества… Ну, что вы? Конечно, будем признательны. Вы же знаете о степени моей деликатности в подобных делах… Спасибо, спасибо от всего нашего большого и дружного коллектива…

Положив трубку, опять глубоко вздохнув, сказал:

– Шанс дают… К сожалению, последний. Девочка на беду очень экзальтированна. Очень! К тому же на занятия практически не ходит. Окружение эпатирует внешним видом. Да! – вдруг вскинулся. – Что у нее за прическа, которая так нервирует Жанну Михайловну? Ну подскажите вашей подруге, что зеленый цвет для женщины, ну, просто, просто… Просто неприличен…

И вдруг восторженно вспыхнул, словно пересохшая спичка:

– Вспомните, как Пушкин обожал женский профиль! Как украшал рукописи изображениями прелестных дамских головок! Много-много лет назад я как мальчишка влюбился в его рисунок девичьей шейки, которой великий поэт украсил стихотворение «Адель». Да-да! – и Лапышев расцвел, как маков цвет.

– Когда второкурсником я познакомился со своей будущей женой, то покорил ее сердце именно этими пушкинскими строками. Вскинув лысую дынеобразную голову, он стал вдохновенно декламировать:

Играй, Адель,
Не знай печали;
Хариты, Лель
Тебя венчали
И колыбель
Твою качали;
Твоя весна
Тиха, ясна:
Для наслаждения
Ты рождена;
Час упоенья
Лови, лови!
Младые лета
Отдай любви,
И в шуме света
Люби, Адель,
Мою свирель.

– Он, по-моему, спятил, – вечером делился впечатлениями Корсун, – представить Адель Вартановну свирелью то же самое, что увидеть Карла Маркса на субботнике в Кремле…

В разгар разговора заявилась Наташка, вызвав приступ очередной массовой оторопи.