Путешествия с Геродотом

Я не успел узнать, что произошло дальше: кто-то из редакции «Чжунго» пришел ко мне вместе с сотрудником из внешнеторгового ведомства, который привез письмо из Варшавы. Коллеги по редакции «Штандара млодых» писали, что, поскольку трудовой коллектив выступил против закрытия газеты «По просту», ЦК отстранил всю редколлегию, и газетой сейчас руководят три присланные комиссара. В знак протеста часть журналистов уволились, другие выжидают. В письме коллеги спрашивали меня, что я намереваюсь делать.

Внешторговец ушел, а я недолго думая сказал товарищу Ли, что получил приказ срочно возвращаться домой и должен начать сборы. Товарищ Ли и бровью не повел. Какое-то время мы смотрели друг на друга, потом спустились в столовую, где нас ждал ужин.

Из Китая, так же как из Индии, я уезжал с грустью, даже с чувством потери, но в то же время в моем отъезде присутствовало нечто от сознательного бегства. Я был вынужден бежать, потому что столкновение с новым, доселе неизвестным миром втягивало меня в его орбиту, он поглощал меня целиком, овладевал мною и подчинял себе. Меня с самого начала охватил восторг, горячее желание познать, целиком погрузиться в этот мир и раствориться в нем, стать таким, как здешние люди. Будто я там родился и воспитывался, будто там началась моя жизнь. Мне сразу захотелось окунуться в изучение языка, прочитать о стране множество книг, посетить каждый закуток неизвестной мне земли.

Это была своего рода болезнь, какая-то опасная слабость, потому что я понимал: эти цивилизации так огромны, так богаты, сложны и разнообразны, что для изучения хотя бы частички одной из них, даже самой малой, потребуется вся жизнь. Они словно здания с бесчисленным количеством комнат, коридоров, балконов и мансард, составленных в такие лабиринты, что если попасть в какой-нибудь из них, то уже не выйдешь, хода назад не будет. Став индологом, синологом, арабистом или гебраистом, приобщившись к одной из этих поглощающих человека специальностей, уже не найдешь ни времени, ни места для чего-либо другого.

Но меня влекло то, что было за границей каждого из этих миров, меня искушало знакомство с новыми людьми, новые дороги, новые небеса. Жажда пересечения границы, желание узнать, что там за ней, постоянно жили во мне.

Я вернулся в Варшаву. Моя странная ситуация в Китае, моя тамошняя неприкаянность, бессмысленное парение в вакууме, быстро прояснились. Идея послать меня в Китай возникла на волне двух оттепелей: одной в Польше — октября 1956 года, и другой в Китае — Ста Цветов председателя Мао. Но прежде чем я туда добрался, и в Варшаве и в Пекине началось движение вспять. В Польше Гомулка начал кампанию против либералов, а в Китае Мао Цзэдун приступил к драконовской политике Большого Скачка.

В сущности, мне следовало бы выехать из Пекина на следующий же день после прибытия. Но моя редакция молчала; в страхе борясь за выживание, там обо мне все забыли. А может, они хотели сделать как лучше, может, они думали, что я в Китае как-нибудь перекантуюсь? А вот редакция «Чжун-го», думаю, была своевременно проинформирована китайским посольством в Варшаве о том, что корреспондент «Штан-дара млодых» является посланцем газеты, которая уже висит на волоске, и когда она пойдет под гильотину — вопрос времени. Возможно, однако, что традиционные правила гостеприимства, столь важное здесь стремление сохранить лицо и врожденная вежливость не позволили им выбросить меня на улицу. Они скорее создавали такую обстановку, в которой я сам должен был догадаться, что оговоренная ранее модель сотрудничества уже неактуальна. И чтобы сам сказал: я уезжаю.

Память мира на его дорогах

Сразу по возвращении в Польшу я сменил редакцию: стал работать в Польском агентстве печати. Поскольку приехал я из Китая, мой новый шеф, Михал Хофман, решил, что я должен разбираться и в делах Дальнего Востока тоже, и поручил мне ими заняться. Речь шла о части Азии, простирающейся на восток от Индии до островов Тихого океана.

Едва ли наши знания о мире можно назвать всеобъемлющими, но о своих подведомственных странах я не знал вообще ничего, а потому мне приходилось корпеть ночами, чтобы разведать хоть что-нибудь о партизанах в джунглях Бирмы и Малайи, о бунтах на Суматре и Сулавеси или о восстании племени моро на Филиппинах. Мир снова предстал передо мною как огромная тема, овладеть которой во всей полноте невозможно. Тем более что времени на это у меня оставалось мало — все дни занимала редакционная работа: из разных стран постоянно приходили сообщения, которые надо было прочесть, перевести, сократить, отредактировать и отослать в средства массовой информации.