Путешествия с Геродотом

По-настоящему они ни к чему не привязываются, не пускают корни слишком глубоко. Их способность сопереживать искренняя, но поверхностная. Вопрос о стране, понравившейся больше остальных, приводит их в замешательство, они не знают, что ответить. Действительно, какая из стран? По-своему все, в каждой есть что-то интересное. В какую страну им хотелось бы вернуться? Снова замешательство: они никогда не задавали себе таких вопросов. Куда они наверняка хотели бы вернуться, так это на дорогу. Снова оказаться в пути — вот что их влечет.

В действительности мы не знаем, что манит человека в мир. Любопытство? Жажда переживаний? Потребность постоянно удивляться? Человек, который перестает удивляться, опустошен, у него перегоревшее сердце. В человеке, который считает, что все уже было и ничто не может его удивить, умерло самое прекрасное — красота жизни. Геродот — прямая противоположность. Подвижный, увлеченный, неутомимый кочевник, полный планов, замыслов, гипотез. Он всегда в пути. Даже когда он дома (но где его дом?), он или только что вернулся из экспедиции, или уже готовит новую. Путешествие как напряжение физических сил и ума, как попытка узнать все — жизнь, мир, себя.

Он носит в голове карту мира, впрочем, он сам создает ее, изменяет, дополняет. Это живая картина, подвижный калейдоскоп, мелькающий экран. На нем происходят тысячи вещей. Египтяне строят пирамиду, скифы охотятся на большого зверя, финикийцы крадут девушек, а Феретима, царица Кирении, умирает лютой смертью, ибо ее тело заживо сгнило от кишащих в нем червей.

На карте Геродота есть Греция и Крит, Персия и Кавказ, Аравия и Красное море[37]. Нет ни Китая, ни обеих Америк, ни Тихого океана. У него нет уверенности относительно очертаний Европы, задумывается он и над самим происхождением этого названия. О Европе никто не знает наверняка, как о ее части, простирающейся на восток, так и на север, омывается ли она морем; то лишь известно, что она так протяженна, как две другие части света, вместе взятые<…> Не могу также узнать имена тех, кто эти границы установил и откуда взялись эти названия.

Он не занимается будущим, завтра — это просто очередное сегодня, его интересует вчерашний день, исчезающее прошлое, он боится, что оно улетучится из нашей памяти, что мы потеряем его. Мы — люди, потому что рассказываем истории и мифы и этим отличаемся от зверей, общая история и общие легенды укрепляют общность, а человек может существовать только в сообществе, благодаря ему. Еще не придуманы индивидуализм, эгоцентризм, фрейдизм, это будет только через две тысячи лет. Пока что люди собираются вечерами за длинным общим столом, у костра, под старым деревом, хорошо, если рядом море, едят, пьют вино, разговаривают. В эти разговоры вплетены бесконечно разнообразные рассказы. Если появится случайный гость, путник, его пригласят к столу. А он будет сидеть и слушать. А завтра он пойдет дальше. В новом месте его снова пригласят за стол. Сценарий этих вечеров повторяется. Если у путника хорошая память, а у Геродота память, должно быть, была феноменальная, то со временем он сможет собрать много историй. Это один из источников информации для нашего грека. Другим источником служило то, что он увидел. А еще — то, о чем он думал.

Было время, когда путешествия в прошлое привлекали меня больше, чем мои реальные корреспондентские поездки. Такое случалось в минуты усталости от современной жизни. Все в ней повторялось: политика — грязные игры и вранье; жизнь старика — бедность и безнадежность; разделение мира на Восток и Запад — вечно одно и то же.

И точно так же как когда-то я хотел пересечь границу в пространстве, так теперь меня тянуло пересечь границу во времени.