Путешествия с Геродотом

Я пока еще ничего не знал о его жизни и о том, что он оставил нам знаменитую книгу под названием «История». Впрочем, мы все равно не смогли бы тогда прочитать ее, потому что в тот момент польский перевод книги находился в шкафу, под замком. В середине сороковых годов XX века профессор Северин Хаммер перевел «Историю» и отнес рукопись в издательство «Чительник». Как складывалась судьба рукописи в издательстве, сказать трудно, нет документов, но в типографию, в набор она поступила только осенью 1951 года. Если бы дальше все шло своим путем, как обычно, то книга появилась бы в 1952 году и попала бы в наши студенческие руки, пока мы еще изучали историю древнего мира. Но этого не произошло, потому что печать внезапно приостановили. Сегодня уже невозможно выяснить, кто принял такое решение. Цензор? Допустим, он, но наверняка неизвестно. Книгу все же издали в конце 1954 года, а в книжных магазинах она появилась только в 1955-м.

Можно строить предположения, в чем причина столь длительного перерыва между отсылкой машинописного экземпляра в типографию и появлением «Истории» в книжных магазинах. Но перерыв этот начался незадолго до смерти Сталина и закончился вскоре после нее. Рукопись оказалась в типографии, когда западные радиостанции заговорили о том, что Сталин серьезно болен. Подробностей никто не знал, однако все опасались новой волны террора и предпочитали вести себя тихо, не возникать, не давать повода, переждать. Атмосфера была напряженной. Цензоры удвоили бдительность.

Но при чем здесь Геродот? Его книга написана две с половиной тысячи лет назад! И тем не менее — это так. Так, потому что в то время в нашем мышлении, восприятии увиденного и прочитанного господствовала навязчивая идея намека, мания подтекста. Каждое слово с чем-то ассоциировалось, каждое имело двойной смысл, второе дно, потаенное значение, в каждом было что-то закодированное и хитроумно скрытое. Ничто не соответствовало действительности, не было дословным и однозначным, ибо из каждого предмета, жеста и слова высовывался некий знак-намек, проглядывал заговорщически подмигивающий глаз. Человек пишущий испытывал трудности в продвижении к человеку читающему не только потому, что по пути цензура могла конфисковать текст, но и потому, что, когда текст наконец доходил до адресата, тот вычитывал нечто совершенно иное, чем то, что значилось черным по белому, читал и постоянно задавал себе вопрос: а что автор хотел этим сказать, на что он намекает?

И вот представьте, что такой одержимый, измученный обступающими со всех сторон намеками берет в руки Геродота. Сколько же он находит там аллюзий! «История» состоит из девяти книг, и в каждой для тогдашнего читателя намек на намеке. Открывает он, к примеру, совершенно случайно книгу V. Открывает, читает и узнает, что в Коринфе после тридцати лет кровавого правления умер тиран по имени Кипсел, а его место занял Периандр, как потом оказалось, гораздо более кровожадный, чем его отец. Так вот этот Периандр, будучи лишь начинающим диктатором и желая узнать, каков лучший способ удержать власть, отправил к диктатору Милета старому Фрасибулу посланника с вопросом, что надо сделать, чтобы удержать людей в рабском страхе и послушании.