Путешествия с Геродотом

Вот только поле этой битвы далековато от Сус: хорошим гонцам требуется три месяца, чтобы покрыть расстояние от Сус до Афин. Трудно даже представить операцию, осуществляемую так далеко. Но не по этой причине собравшиеся персы не осмеливаются высказать противное мнение. И хотя они такие важные и влиятельные, хотя и составляют верхушку элиты, они знают: живут они в авторитарном и деспотическом государстве, и достаточно одного жеста Ксеркса, чтобы у любого из них голова слетела с плеч. Вот и сидят они, испуганные, и вытирают пот с лица. Боятся подать голос. Настроение, должно быть, напоминает атмосферу заседаний Политбюро, во главе которого был Сталин: та же ставка — не карьера, а жизнь.

Однако нашелся и тот, кто безбоязненно возвысил голос. Это старик Артабан, брат покойного Дария, дядя Ксеркса. Правда, и он начинает осторожно, как бы оправдываясь: О царь! Не будь здесь различных суждений, не пришлось бы и выбирать наилучшее из них, а лишь принимать одно-единственное… И напоминает, что в свое время не советовал отцу Ксеркса, брату своему Дарию, выступать против скифов, полагая, что это плохо кончится. Так и произошло. А что уж говорить о греках! Ты, царь, желаешь ныне идти против людей, гораздо доблестнее скифов, которые, как говорят, одинаково храбро сражаются и на море, и на суше.

Он советует все как следует обдумать. Он критикует Мардония за то, что тот подталкивает царя к войне, и предлагает ему: Мы оба оставим наших детей в залог<…> Если поход царя окончится так, как ты говоришь, то пусть мои дети будут умерщвлены, а вместе с ними и я сам. Но если выйдет так, как предвещаю я, то пусть та же участь постигнет твоих детей и тебя самого, если ты вообще вернешься домой. Если же ты не согласишься с этим, но все-таки поведешь войско на Грецию, то я предрекаю тебе: когда-нибудь иные люди здесь, на персидской земле, еще услышат, что Мардоний, ввергнувший персов в бездну несчастий, погиб, растерзанный псами и птицами[28] где-нибудь в афинской земле…

Напряжение этой встречи растет, все понимают, что в игре сделана самая высокая ставка. Разгневанный Ксеркс называет Артабана малодушным трусом и в качестве наказания запрещает идти с ними на войну, а решение свое объясняет так: Никто из нас не может больше отступать. Сейчас речь идет о том, нападать ли нам или самим стать жертвой нападения: тогда или вся наша часть света покорится грекам, или их часть попадет под власть персов. Ведь при такой вражде примирения быть не может.

И закрывает совещание.

А с наступлением ночи Ксеркс стал мучиться словами Артабана. Размышляя всю ночь, царь пришел к выводу, что вовсе неразумно ему идти войной на греков. [Приняв новое решение,] Ксеркс заснул. И вот ночью, как рассказывают персы, увидел он такое сновидение. Ксерксу показалось, что перед ним предстал высокого роста благообразный человек и сказал: «Выходит, ты, перс, изменил свое решение и не желаешь идти войной на греков?<…> Нехорошо ты поступаешь, меняя свои взгляды<…> Каким путем решил ты идти днем, того и держись!» После этих слов призрак, как показалось Ксерксу, улетел.

С наступлением дня Ксеркс снова собирает совещание: он объявляет, что изменил свое мнение, и войны не будет. Услышав это, обрадованные персы пали к ногам царя.