Новому, еще не опробованному судну, да еще с несколько несработавшейся командой, первый шторм всегда приносит некоторые неприятности, которые затем больше не повторяются. Такое судно еще не вполне обжито. Должно быть, поэтому на нем недооценивают силу качки и иногда небрежно крепят в каютах подвижные предметы. Так случилось и у нас, особенно в кают-компании, которую населяли двадцать человек. Здесь произошла настоящая революция. Ни стулья, ни столы — ничто не пожелало остаться на своем месте; вся мебель пришла в движение и путешествовала по помещению, опрокидываясь и сталкиваясь друг с другом. Молодые, жизнерадостные офицеры забавлялись этим беспорядком. Что же касается ученых, страдавших от морской болезни, то и они не смогли удержаться от смеха, когда здоровенная свинья, растревоженная качкой и вбежавшая на шканцы, вдруг совершила дерзкий прыжок в каюту через открытое окно. Оглядевшись, она обнаружила с превеликим изумлением, что и тут не найти покоя.
Тем временем я внимательно наблюдал за поведением судна, на котором нам предстояло плыть так долго и выдержать множество штормов. Подобно тому как друзья вернее всего познаются во время жизненных бурь, свойства судна по-настоящему узнаются лишь во время беснования стихии. Я сравнил его достоинства с его недостатками и с радостью убедился в том, что первые явно перевешивают. Это был друг, на которого я мог вполне положиться в беде. Командиру корабля обязательно нужно в этом удостовериться, ибо иначе его действиям будет недоставать уверенности и определенности, которые совершенно необходимы в минуту опасности и столь существенны для успеха плавания.
Шторм прекратился через 24 часа. Попутный ветер снова наполнил наши паруса, и спокойное плавание показалось нам вдвойне приятным после перенесенных испытаний.
На рассвете 8 августа возле острова Борнхольм мы оказались в окружении кораблей русской эскадры, крейсировавшей здесь под командованием адмирала Крона. Эта встреча с соотечественниками явилась для нас приятным сюрпризом, ибо они могли принести на милую сердцу родину известие о том, что мы счастливо добрались по крайней мере до здешних мест. Мы салютовали адмиралу девятью пушечными выстрелами, услышали такой же ответ и продолжали наше плавание под всеми парусами.
Рано утром 10 августа мы прибыли в дружелюбную столицу Дании, где приняли на борт теодолит, изготовленный для нас Рейхенбахом и доставленный сюда из Мюнхена. 12 августа, еще до того, как солнце показалось над горизонтом, мы снова тронулись в путь под всеми парусами, ибо дул попутный ветер, а море было спокойно. Сплошь возделанные датские берега, вдоль которых мы плыли, в это ясное утро имели особенно приятный вид, будучи освещены лучами восходящего солнца. В тот же день мы миновали Зунд и вошли в Каттегат.
Здесь нас застигла ночью сильнейшая гроза. Черное небо нависло над нами, море окуталось зловещим мраком. Раздавались страшные раскаты грома, и сверкающие молнии обрушивались в воду вокруг корабля. Казалось, что каждый такой удар должен попасть прямо в нас. К счастью, вода обладает большой притягивающей силой и потому служит для судов хорошим громоотводом. Не будь этого, мы бы погибли.
В Северном море наше плавание протекало удручающе медленно, так как почти непрерывно дул встречный ветер, а в Английском канале [пролив Ла-Манш] оно было опасным из-за сплошного тумана. Все же 25 августа мы благополучно прибыли на Портсмутский рейд.
Поскольку я намеревался обогнуть южную оконечность Америки, пресловутый мыс Горн, в самое удобное для этого время, то есть в январе или феврале, мне пришлось возможно больше сократить свое пребывание в Англии. Тотчас по прибытии я отправился в Лондон. Я не позволил себе увлечься здешним великолепием и пробыл на суше ровно столько, сколько понадобилось для приобретения недостающих астрономических инструментов, морских карт и хронометров. Снабженный всем необходимым, я вернулся 2 сентября на корабль, чтобы выйти в море, как только задует попутный ветер. Но коварному ветру, как это часто с ним случается, угодно было испытать наше терпение. Мы смогли покинуть рейд только 6 сентября. А на следующее утро, едва мы подошли к мысу Портленд, ветер переменился и вскоре задул со штормовой силой как раз с той стороны, куда мы стремились.
Из-за многочисленных мелей и сильных неправильных течений Английский канал принадлежит к числу наиболее опасных морских путей. Каждое судно, оказавшееся здесь в штормовую ночь, подвергается величайшему риску. Недаром в этом канале ежегодно гибнет множество судов. Во время моего предыдущего плавания на «Рюрике» я сам неминуемо потерпел бы здесь кораблекрушение, если бы рассвет начался на полчаса позже. Наученный горьким опытом, я решил не вверять нашу судьбу темноте ночи.