После того как все кушанья были поданы, церемониймейстер, сделав прыжок, взмахнул несколько раз заржавленным палашом и прочел вслух молитву. Все присутствующие, склонив головы, тихо повторяли ее вслед за ним. По окончании молитвы церемониймейстер схватил зажаренную свинью за задние ноги и разнял их резким движением. Затем он палашом разрубил тушу на куски и подал на листьях огромные порции королевскому семейству. Высокие гости тотчас же с аппетитом принялись за еду, пользуясь вместо вилок и ножей пальцами и зубами. Придворные не принимали участия в трапезе, оставаясь только ее свидетелями. Я не заметил также того, чтобы они были позже вознаграждены унесенными прочь остатками.
По окончании трапезы была снова прочитана молитва. Высокие особы умыли водой руки, прополоскали кокосовым молоком рот и улеглись все без исключения спать. Слуги удалились. Я уступил королеве свою постель, к чему она отнеслась весьма благосклонно. После сиесты, во время которой я занимался составлением планов наших астрономических наблюдений, королева изъявила желание осмотреть фрегат. Будучи крайне занят подготовкой к наблюдениям, я не смог ее туда сопровождать и поручил эту миссию одному из офицеров, которому приказал также позаботиться о том, чтобы наших гостей приняли на фрегате как можно лучше. На прощание королева пожала мне руку и, уже удаляясь, несколько раз прокричала дружеское «йорона, йорона». Вся ее свита последовала за нею.
Как рассказывал впоследствии офицер, на берегу их уже ожидали каноэ для переправы. Королева со своей семьей и сопровождавшим ее русским офицером уселась в принадлежащую ей лодку европейского типа. Церемониймейстер с палашом в руке встал на носу, демонстрируя обществу вытатуированный компас, и в течение всего плавания сохранял свою забавную подвижность, столь похожую на пляску святого Витта.
Приблизившись к шлюпу, гости увидели, что он окружен множеством челнов, в которых островитяне привезли всякую всячину для обмена. Вся палуба была заполнена таитянами. Здесь происходил оживленный меновый торг, который сопровождался таким шумом, что едва можно было услышать свои собственные слова. Народ почти не обратил внимания на прибытие королевской семьи, и потому пришлось с большим трудом прокладывать путь через скопление челнов, чтобы пристать к кораблю. Даже тогда, когда гости поднялись на палубу, торгующие, по-видимому нисколько не считаясь с присутствием высоких особ, продолжали заниматься своим делом. Если бы прибыл миссионер, события приняли бы совсем иной оборот: при его появлении сразу воцаряются благочестие и полнейшая тишина.
Королева, видимо, почувствовала, что народ не оказывает ей должного уважения. Поэтому, не заинтересовавшись ни одним из предметов, находящихся на палубе, она в сопровождении своего семейства поспешила пройти в капитанскую каюту, где оставалась до самого конца визита. Впрочем, возможно, что устройство корабля не возбудило у королевы большого любопытства еще и потому, что она сама имела хорошее торговое судно, построенное в Англии. Зато те вещи, которые находились в каюте, привлекли особое внимание дам. Они всем восхищались и желали все получить. Стоило большого труда убедить знатных посетительниц, что нам совершенно невозможно лишиться хотя бы одной из понравившихся им вещей.
Офицеры постарались сохранить хорошее настроение гостей небольшими подношениями. Среди подарков оказалось несколько аршин широкого поддельного галуна, который был расхватан с особым вожделением. Сестры королевы, приняв участие в дележе, прикололи куски галуна в виде украшения к своим шляпам рядом с траурным крепом. В результате все знатные дамы загорелись страстным желанием иметь такой же галун, причем эта страсть превратилась в настоящую болезнь. Строгое учение миссионеров, клеймящее всякое проявление щегольства и кокетства, в данном случае оказалось бессильным.
Чем меньше оставалось галуна, тем настойчивее его выпрашивали и тем больше предлагали взамен за самый небольшой его кусочек. Потерявшие покой мужья ежедневно посещали корабль, пока им не удавалось сделать свою супругу счастливой обладательницей этого сокровища. Они с радостью отдавали за пол-аршина поддельного галуна большую свинью и восемь кур. Меня также осаждали в моем жилище на берегу просьбами дать хоть небольшой кусок этого высокочтимого предмета роскоши, причем весьма удивлялись тому, что я, будучи главнокомандующим, вовсе его не имею. Дам больше всего подзадорило — tout comme chez nous [50]
— то обстоятельство, что галун очень понравился сестрам королевы. Те знатные таитянки, которым так и не удалось его получить, впали в грусть, граничащую с отчаянием.