Путешествия вокруг света

Когда радостное возбуждение немного улеглось, казначей принес изящную плетеную корзиночку, снабженную крышкой. В этой корзиночке хранились драгоценности эйге. Положив туда бусы, вождь вынул испанский талер и со словами «Very good» протянул его мне, спрашивая жестами, не может ли он получить за него еще синих бус. Чтобы выяснить, насколько он знаком с ценностью денег, я предложил ему за этот талер всего одну бусину. Старик не колеблясь пошел на сделку, сунул мне в руку монету и сейчас же схватил бусину. Он был радостно изумлен, когда я не только оставил ему это сокровище, но даже вернул талер.

Я попробовал выяснить, откуда у него эти деньги. Вождь быстро понял, чего я добиваюсь. Он показал на юг и назвал Тонгатабу, один из островов Дружбы, лежащий на расстоянии нескольких дней пути от Плоского острова. Старик объяснил как умел, что предпринял на своем суденышке путешествие на Тонгатабу, где встретил корабль, от эйге которого и получил свой талер, а также зонтик. Нельзя не восхищаться мужеством островитян, совершающих в утлых челнах столь далекие плавания, пользуясь неустойчивыми здесь пассатами и ориентируясь лишь по солнцу и звездам.

Свита эйге тоже получила от меня подарки. Добрые люди были вначале поглощены созерцанием этих роскошных вещей, а затем их внимание привлек сам корабль. Они с любопытством оглядывали его во всех направлениях, причем выражали восхищение и удивление увиденным. Что же касается эйге, то он осматривал корабль сравнительно спокойно и довольно редко обращался за объяснениями. Вероятно, из всех прибывших только он один видел раньше европейское судно. Зато вождя поразило количество наших пушек и ружей, которые он называл «пуа». Несколько раз их пересчитав, он в знак удивления всплеснул руками над головой. Старик показал на одну из пушек, изобразил звук выстрела, а потом закрыл глаза и опустил голову, желая дать нам понять, что знаком с действием огнестрельного оружия. Затем он рассказал о нем своим спутникам. Последние так перепугались, что больше не решались приближаться к пушкам.

Тем временем возобновилась торговля с окружающими корабль лодками. Однако островитяне сами затрудняли обмен: желая как можно скорее сбыть свой товар, каждый старался пробиться вперед, создавая невообразимую сумятицу. Это разгневало эйге, и он стал настоятельно просить, чтобы я успокоил буйный народ залпом моих «пуа». Был ли вождь знаком с грозной силой орудий или слишком мало ценил человеческую жизнь, знал ли он, что можно стрелять холостыми зарядами, — это осталось неизвестным.

Эйге чрезвычайно заинтересовала подзорная труба, которую я держал в руках; он принял ее за одну из разновидностей огнестрельного оружия. Каково же было удивление старика, когда, взглянув в трубу, он увидел свой остров так близко, что мог даже различить людей, находящихся на берегу! Он был очень испуган и больше не решался прикоснуться к волшебному инструменту.

Эйге прилагал все усилия к тому, чтобы уговорить меня высадиться на берег. Он неоднократно обнимал меня и старался дать понять, что возле острова можно бросить якорь и что на берегу мы получим множество свиней. Наконец он взял меня за руку и подвел к самому борту, откуда мы могли видеть торгующих островитян. Вождь указал на находившихся в лодках женщин, называя их «вараки». При этом он покачал головой и сказал: «No very good» [56]. Потом он указал на берег и самым дружественным тоном произнес: «Very good wa-raki» [57]. Однако я легко выдержал даже это испытание, на которое эйге, кажется, возлагал большие надежды.

Мне, конечно, очень хотелось посетить этот красивый остров в сопровождении наших ученых, чтобы ознакомиться с ним поближе. Однако я считал неразумным высаживаться на берег иначе как под защитой пушек, чему ветер не благоприятствовал. Если бы мы рискнули задержаться здесь подольше, наше положение могло стать критическим, ибо стоял штиль и течение относило корабль к берегу. Вот почему мы воспользовались первым же слабым ветерком, чтобы отойти подальше от суши. Это глубоко опечалило островитян, и они затянули песню, которая звучала так грустно, что мы сочли ее прощальной.

Когда эйге окончательно убедился в том, что его приглашение не будет принято, он дружески с нами распрощался. Подержав меня опять за локти, старик опустил голову, повторил несколько раз слово «маруа» и затем удалился. Окружавшие нас каноэ не последовали за ним, а продолжали держаться рядом с судном.