Затем Лагедиак стал измерять корабль во всех направлениях шнуром, который он привез с собой специально для этой цели. Покончив с корпусом судна, он стал взбираться на мачты, причем измерил даже все реи. Мои друзья выражали большое удивление по поводу многочисленности команды и несколько раз пересчитывали людей, находящихся на корабле. Дойдя до десяти, они каждый раз завязывали на шнурке узелок и начинали счет опять с единицы. По сравнению с экипажем «Рюрика», состоявшим из двадцати человек, наша нынешняя команда не могла не показаться им удивительно многочисленной.
Тем временем на корабль стали прибывать все новые и новые группы островитян. Никто из гостей не испытывал страха или недоверия. Все они чувствовали себя как дома, держались весело и непринужденно, но вместе с тем достаточно скромно и прилично. Островитяне смешались с матросами; из кубрика почти непрерывно доносился смех.
Матросы и гости пели и плясали попеременно. При этом они подтрунивали друг над другом, но весьма добродушно, так что никто не обижался. Происходил обмен подарками. Объятиям и другим проявлениям дружбы не было конца.
Ни один из гостей не приехал с пустыми руками: островитяне захватили с собой множество плодов и всевозможные мелкие изделия собственной работы. Все это было привезено не на продажу, а в качестве подарков. Каждый посетитель выбрал себе друга и высыпал на него весь свой рог изобилия.
Лагедиак, покончив с измерением корабля, не отставал от меня ни на шаг. Его любознательность не имела границ. Он требовал объяснения каждой мелочи, причем далеко не всегда бывал удовлетворен. Узнав, что я пробуду на Отдиа лишь несколько дней, Лагедиак очень огорчился и стал настоятельно просить меня остаться здесь навсегда. Он старался привлечь на помощь все то, что, как ему казалось, могло меня убедить: любовь, тщеславие, властолюбие. По его словам, мне следовало жениться на самой красивой девушке, убить тирана и узурпатора Ламари, как тот убил своего предшественника, и сделаться тамоном всего Радака. Я слушал болтовню Лагедиака, ничего ему не отвечая. Поэтому ему показалось, что я согласен с этим планом. Обрадованный, он, как дитя, запрыгал по каюте.
С заходом солнца островитяне покинули корабль, обещав вновь посетить нас на следующий день. Лагедиак уезжал в радостной уверенности, что сумел убедить меня поселиться на Радаке. Он просил ничего не говорить об этом плане Рарику.
Рано утром Лагедиак опять появился на корабле. Он привез мне к завтраку печеную рыбу, плоды хлебного дерева и свежие кокосовые орехи. Я, в свою очередь, угостил его кофе; он пил его с явным удовольствием. Лагедиак представил мне своего сына, мальчика 13–14 лет. Этот милый подросток, казалось, унаследовал добрый нрав отца. Скромное и рассудительное поведение мальчика, а также умное выражение его лица свидетельствовали о том, что из него вполне можно было бы воспитать человека нашего, наиболее утонченного круга.
Лагедиак скоро вернулся к своему вчерашнему проекту, имеющему целью сделать меня верховным вождем Радака. Он изложил свой план осуществления этого намерения, а также наметил дальнейшие мероприятия, необходимые для того, чтобы упрочить власть нового правителя и обеспечить ему уважение со стороны народа. Прежде всего мы должны были отправиться на корабле на остров Аур, чтобы свергнуть Ламари. Затем намечалось захватить враждебную группу островов Медиуро и овладеть цепью островов Ралик.
Излагая эти воинственные планы, Лагедиак пришел в сильное возбуждение. Он размахивал кулаками, словно находился уже на поле брани, причем нечаянно смахнул со стола чашку, которая разбилась на мелкие куски. Тут весь его геройский пыл сразу исчез, уступив место природной робости. Лагедиак был уверен, что причинил мне большой ущерб, и боялся моего гнева; мне едва удалось его успокоить. Затем я объяснил островитянину, что не могу остаться на Радаке и что мои обязанности заставляют меня скоро покинуть эти места.
Лагедиак был глубоко опечален. Некоторое время он молчал, погруженный в свои мысли. Потом подвел ко мне сына и попросил, чтобы я взял мальчика с собой в Россию. Я был вынужден сказать Лагедиаку, что никогда больше не вернусь на Радак и что, если его сын отправится со мной, они будут разлучены навеки. Родительское сердце не выдержало. Островитянин обнял своего ребенка и уже более не отпускал его от себя. Моего друга весьма удручала мысль о том, что мы скоро простимся навсегда; он весьма пылко старался дать мне это понять. Правда, под конец к его чувствам примешалась некоторая доля корысти, ибо, указывая на подаренный мною топор, Лагедиак воскликнул: «Мы не получим больше железа!»
Я перевел разговор на отношения с Медиуро, причем выразил желание поподробнее узнать о походе, который Ламари предпринял против жителей данной группы вскоре после моего предыдущего посещения Радака. Лагедиак понял мою просьбу и пустил в ход всю свою мимику, чтобы яснее рассказать о войне, в которой сам участвовал. Вот что я узнал.