Путешествуя с призраками. Вдохновляющая история любви и поиска себя

Карабкаясь в гору, я ощущала приятный контраст между горящими мышцами бедер и холодным воздухом, которым наполнялись легкие. Избавляясь от лишних слоев одежды, я добралась до верха ущелья и увидела заброшенный каменный монастырь и красную хаты, или горную хижину. Обнаружив, что хаты открыта, я удивилась, поскольку за все утро не увидела ни одного другого туриста. Внутри было безлюдно, не считая юноши, сидевшего за стойкой; он слушал музыку и ничуть не удивился, увидев меня.

Я поглядела на мятые фольгированные пакетики чипсов и древние даже на вид шоколадные батончики – и указала на единственное имевшееся горячее блюдо.

– Бриндзове халушки, – сказал юноша, передавая мне исходившую паром тарелку. – Словенско, – и приложил ладонь к своей узкой груди. Я улыбнулась, не зная, отрекомендовал он таким образом блюдо или самого себя. Когда я заказала златы бажант светле пиво, он в ответ широко ухмыльнулся и одобрительно кивнул.

Бриндзове халушки оказались клейкими картофельными клецками с овечьим сыром, накрытыми копченым жирным беконом. Блюдо было соленым и сытным, и я порадовалась, что могу запить его светлым пивом.

За едой я рассматривала плакат на стене с изображением разных животных, обитавших в парке. Там были бурые медведи, рыси, европейские дикие кошки, серны, олени, выдры, куницы, лисы и волки. Я решила, что все медведи к концу октября уже попрятались в свои зимние берлоги, но подумала о рыщущих стаях диких волков. Почему-то словацкие волки казались более опасными, чем американские.

Пока я обедала, снегопад прекратился, и я пошла дальше, к туристическому лагерю в Подлеске, прежде чем по дуге возвратиться обратно. Дуновение ветра в соснах или хруст сухого сучка заставляли меня вздрагивать, но я старалась не думать о волках. Я знала, что вероятность нападения близится к нулю, но теория вероятностей утешала мало. Когда тот, кого ты любишь, фатально оказывается в печальных строках статистики, цифры теряют значение.

Я шла по синей тропе, ведущей вниз вдоль хребта к Чингову, когда услышала мужские голоса. Мое сердце заколотилось, и я застыла как вкопанная. Похоже было, что идет большая компания, но я никак не могла понять, откуда доносятся эти звуки. Я поворачивалась во все стороны, но видела только плотные темные стены сосен и елей. А потом визг бензопилы перекрыл голоса.

Я зашла слишком далеко, и было слишком поздно разворачиваться и пробовать пойти по другой тропе. На всякий случай я затолкала волосы под капюшон, надеясь сойти за парня. Пошла быстрее, стараясь переносить вес тела на носки, чтобы минимизировать скрип, который издавали мои ботинки, ступая по снегу. Абсурд – учитывая шум, который издавала пила. Но меня нервировала мысль столкнуться с компанией лесорубов.

За этот день мне пришлось еще дважды избегать встречи с местными лесорубами, и я напрочь позабыла о волках. Я явственно слышала резкие звуки голосов и механический визг пилы, видела сломанные сучья рядом с большими, глубокими отпечатками в снегу. Иногда между стволами далеко впереди мелькали красные куртки, но, к счастью, я осталась незамеченной.

Когда я наконец добралась до Чингова, сгустились сумерки. У меня не было времени искать ресторан, и вместо этого я вернулась в свою одинокую комнатку в Маше. На ужин я ела шоколад и апельсины из рюкзака и пила плохое словацкое червене столове вино. И, почти добравшись до донышка бутылки, записала в дневнике: «Был изумительный день – бродила в одиночестве девять часов».

Ноги у меня дрожали, колени болели, но какое же это облегчение – чувствовать себя измотанной физически, а не эмоционально! Счастьем это и близко не было. У одиночества есть свои трудности: договариваться с общественным транспортом и мрачными кондукторами, плутать в крохотном городке типа Смижаны в сумерках. Были и воображаемые опасности вроде словацких волков и лесорубов. И как бы далеко я ни сумела зайти в попытках заблудиться, я не могла остаться навечно в промороженных лесах. Но ледяное одиночество в тот день прекрасно мне подошло.

15 Хуашань, Шэньси, КИТАЙ Июль 2002 г.

Это начало нашего восхождения на Хуашань, высочайшую из пяти священных гор Китая. Вдоль улицы, ведущей к началу тропы, выстроились лавки. Торговцы окликают нас с Шоном, настаивая, что нам непременно нужны белые перчатки и красные ленты по непомерной цене для нашего духовного пути.

Первая часть подъема дает нам понять, что ждет впереди. Цянь Чи Чжуань (Круча Тысячи шагов) состоит из 370 узких каменных ступеней, вырубленных в склоне горы Юнь Тай Фынь (Пика Облачных прядей).

Пейзаж был ослепительно прекрасен. В каких-то дюймах от наших ног начиналась пропасть. Каменные пики над нами обернуты дымкой и туманом. Шалфейно-зеленые деревья, растущие под упрямыми даже с виду углами на неослабных ветрах, врезаются в дымчато-серые небеса.