В течение той ничтожно малой доли секунды, что просуществовала дыра, она смещалась взад и вперед во времени самым невероятным образом. Где-то в отдаленном прошлом она нанесла серьезные повреждения небольшой случайной группе атомов, дрейфовавших в стерильной пустоте пространства, после чего они соединились друг с другом в весьма экстраординарные модели, которые в самом скором времени обучились самокопированию (это, собственно, и есть самое экстраординарное свойство моделей атомов) и в дальнейшем принесли массу беспокойства тем планетам, куда им довелось попасть. Так во Вселенной зародилась жизнь.
Пять диких событий Мальстрема закрутились в жестоких вихрях беспричинности и выплеснули мостовую.
На мостовой лежали Форд Префект и Артур Дент. Они открывали и закрывали рты, подобно рыбам, выброшенным на сушу.
— Вот, пожалуйста, — задыхаясь, выговорил Форд, цепляясь за мостовую, несущуюся в третьем приближении к неизведанному, — я же говорил, что-нибудь придумаю.
— Конечно, — сказал Артур, — конечно.
— Видишь, как я догадался, — хвастанул Форд, — поймать пролетающий звездолет и спастись.
Настоящая Вселенная изогнулась под ними тошнотворной дугой. Многочисленные параллельные вселенные стадами горных коз продефилировали мимо. Первичный свет взорвался, разбрызгав повсюду желеобразные куски пространства-времени. Время распустилось, материя съежилась. Самое большое простое число беззвучно сформировалось в углу и тут же спряталось навсегда.
— Иди ты, — отмахнулся Артур, — шансы против этого были астрономические.
— Зато сработало, — хихикнул Форд.
— Что это за корабль, куда мы попали? — спросил Артур. Под ними разверзлась бездонная яма вечности.
— Не знаю, — ответил Форд, — я еще не открывал глаза.
— Я тоже, — сказал Артур.
Вселенная подпрыгнула, замерла на месте, зашаталась и разлетелась в самых неожиданных направлениях.
Артур и Форд открыли глаза и оторопело посмотрели вокруг.
— Боже ты мой, — воскликнул Артур, — похоже на побережье Саутенда.
— Ха. Хорошо, что ты это сказал, — обрадовался Форд.
— Почему?
— Потому что я подумал, что сошел с ума.
— А может, ты и сошел. Может, тебе только кажется, что я это сказал.
Форд подумал.
— А ты говорил? Или нет? — спросил он.
— Кажется, да, — ответил Артур.
— Может, мы оба сошли с ума?
— Может, — кивнул Артур, — даже наверняка, раз думаем, что это Саутенд.
— А ты думаешь, что это Саутенд?
— Да.
— И я.
— Стало быть, мы — сдвинулись.
— Самое время.
— Точно, — подтвердил пробегавший олигофрен.
— Кто это был? — без особого интереса спросил Артур.
— Кто — человек с пятью головами и самбуковым кустом в селедках?
— Да.
— Не знаю. Просто прохожий.
— А-а.
Они оба сели на мостовой и не без стеснения стали наблюдать за гипертрофированными детьми, игравшими в песочек, и дикими лошадьми, с топотом перевозящими по небу штабеля усиленных ограждений для областей неизведанного.
— Ты знаешь, — задумчиво произнес Артур, — если это Саутенд, то он какой-то странный…
— Ты хочешь сказать, что море стоит неподвижно как скала, а здания волнами набегают туда-сюда? — спросил Форд. — Я тоже подумал, что это как-то не так. На самом деле, — продолжал он, наблюдая, как, бумкнув, Саутенд раскололся на шесть равных сегментов, которые закружились в буйной пляске, соединяясь в беспутные, непристойные пары, — тут все очень странно.
Дикие завывания духовых и струнных инструментов засохли в воздухе, на дорогу выскочили горячие пончики по десять пенсов штука, с неба повалила мерзкая рыба, и Форд с Артуром решили побежать за ней.
Они продирались сквозь толстые стены звуков, горы архаичных мнений, долины меланхоличной музыки, собрания неудобной обуви и прочих безделушек, и вдруг услышали женский голос.
Голос звучал мелодично, но говорил только одно:
— Два в степени сто тысяч к одному, и меньше, — а больше ничего не говорил.
Форд соскользнул по световому лучу и завертелся, отыскать источник звука, но не смог увидеть ничего, во что можно было бы поверить.
— Что это за голос? — громче, чем нужно, прокричал Артур.
— Не знаю, — откликнулся Форд, — не знаю. Похоже на значение вероятности.
— Вероятности? Что ты имеешь в виду?
— Ну, вероятность. Как, знаешь, два к одному, три к одному, пять к четырем. А тут говорят, два в степени сто тысяч к одному. Это уже довольно-таки невероятно.
Без предупреждения на них вылился ушат заварного крема.
— И что это значит?! — закричал Артур.
— Что, крем?
— Да нет, значение вероятности!
— Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что мы на каком-то космическом корабле.
— Смею предположить, — едко заметил Артур, — что мы не в каютах первого класса.
Ткань пространства-времени забугрилась. Огромными уродливыми буграми.
— Аааааххххггггггг, — сказал Артур, почувствовав, что тело его размягчилось и стало выгибаться в странных местах. — Саутенд, кажется, тает… звезды кружатся…помойное ведро… ноги уезжают на закат… левая рука тоже отвалилась.
Тут его посетила страшная мысль.
— Черт, — сказал он, — что же мне теперь без рук делать с электронными часами? — в отчаянии он скосил глаза, пытаясь найти Форда.
— Форд, — позвал он. — Ты превращаешься в пингвина. Прекрати.