Путеводитель по Лукоморью

– Марточка, – зашмыгала носом бабка, – старость ко всем приходит, ты тоже вечно молодой не останешься. Вот отнимутся у тебя ноги, вспомнишь, как меня гнобила. Ой, стыдно станет! Захочешь извиниться, совесть успокоить, а и не получится. Где Фаина? В могиле она. Ну да я тебя сейчас прощаю, заранее.

– Все! Достала! – взвилась Марта. – Закрыта лавочка! Долго ты добротой Буркина пользовалась, черпала как из колодца. Но сейчас ведро по дну чиркнуло и без воды к тебе вернулось. Уговор какой был? Продукты получаешь раз в месяц, а не в неделю, и о водке речи никогда не было.

– Я сирота, – захныкала Фаина, – Павлик мой умер, – всхлипнула она, – некому обо мне позаботиться…

– Твой Павлик был наркоман, – жестко перебила ее Марта.

– Вы мне должны, – неожиданно сменив тон, отчего голос ее помолодел, пошла в атаку Фаина.

Марта покрутила указательным пальцем возле виска.

– Совсем ку-ку? Тебе Максим Антонович десять тысяч долларов дал. Нормальному человеку такой суммы до конца жизни хватило бы, да еще и внукам осталось. Но вы с Павлом любые деньги в распыл пускали. Один наркоту чуть ли не с пеленок покупал, другая бухло. Все обязательства Буркин в отношении Максимовой выполнил! Думаешь, я не знаю, что тебе обещали? Ошибаешься, родная. Вас с Павлом из московской коммуналки в хороший дом на улице Льва Толстого переселили, это раз.

– Милая, ты всерьез? – возмутилась Фаина. – Запихнули в гнилую избу! Сортир во дворе, две комнатушки, мебель дешевая, рассыпалась сразу. Я, между прочим, раньше в столице жила.

– Да? Чего ж согласилась Москву на Удрюпинск сменить? – зашипела Марта. – Молчишь? Тогда я отвечу. Максим Антонович тебя в грязной норе нашел, Павлик даже хорошей картошки не ел, потому что бабка пенсию пропивала, а еду по помойкам собирала. В Москве у тебя была семиметровка в общей квартире с кучей соседей. Да, в туалет на улицу ты не ходила, зато, хоть и в тепле, в очереди к толчку по часу стояла. Вот и вся роскошь. А что ты получила, когда твоего Павла к Обоеву положили? И баксы, и избу, и участок!

– Десять тысяч те Павлика и сгубили, – заплакала Фаина, – из-за них мальчик в руки шприц взял. Не вынес внимания журналистов. И место, где я живу, гиблое, там смерть витает.

– Нашла виноватых! – топнула ногой Марта. – Деньги, оказывается, парня на иглу посадили! А может, твой внук просто лентяй, идиот и сволочь был, а?

Фаина выпрямилась.

– Не смей гадости про покойного говорить! Иначе я на площади среди паломников встану и всю правду расскажу, как дети у Обоева выздоравливают. Все, как на исповеди, выложу! А Максиму Антоновичу объясню: «Я человек слова, молчала б до смерти, да Марта ваша меня унижала, продуктов не давала, вот и захотелось ей отомстить». Чего голову в плечи втянула? Испугалась!

– Тише, – шикнула помощница мэра, – не ори. Давай список, открывай свою торбу. Все получишь, кроме водки.

Марта стала хватать с полок банки, пакеты и запихивать в услужливо подставленный бабкой мешок. Потом почти ласково сказала:

– Обратную дорогу сама найдешь?

– Конечно, Марточка, – закивала старуха. – Ты ко мне по-хорошему, и я к тебе по-человечески. Кстати, видела я сегодня странную вещь…

– Какую? – строго спросила Марта.

Фаина закинула поклажу на спину.

– Я пришла сюда до полудня, но тебя не было.

– Писательница к нам известная приехала, – неожиданно по-доброму пояснила Марта, – я ей город показывала.

– Вошла, как водится, через заднюю дверь, – продолжала Фаина, – через нее и вышла. Думала тебя подождать и села в беседке, где летом мясо жарят. Вдруг гляжу – Илья Николаевич на коляске катит. Один! Медленно так вдоль заборчика волочится, воздухом дышит. Поняла я, что он от Вали удрал. И тут раздался шум со стороны Владимира Яковлевича.

– Откуда? – не поняла Марта.

Фаина удивленно заморгала.

– Ты чего? Неужели забыла, где дом Обоева стоит? Слева от беседки, за изгородью. Кто-то у него там что-то тяжелое уронил. Илья Николаевич подкатил к забору вплотную и давай в щель между досками смотреть. Потом вдруг прочь бросился – весь белый, прямо синий. И заплакал. Слезы по щекам горохом покатились. Что-то его сильно напугало. Схватился сердешный за голову, да как закричит: «Зеленые ботиночки!» Проехал к черной дверце, а из нее Валька как раз выскакивает. Увидела Илью, фигакнула его с размаху по затылку и хуже радио заорала: «Идиот!» Ну а потом другие слова из нее посыпались, я их повторять стесняюсь.

– Сиделка ударила Илью? – не поверила своим ушам Марта.

Фаина подняла руку и растопырила пальцы.

– Аж три раза! Я давно подозревала, что она его лупит. Надоел Валентине больной, вот она и не сдерживается.

– Спасибо, что сигнализировала, – сказала Марта. – На вот тебе еще пакет шоколадок. Прослежу за Валькой пристально. Вот дрянь! Я думала, она Илью Николаевича любит.

– Трудно любить человека, которому задницу подтираешь, – резонно заметила Фаина, вздохнула и взялась руками за лямки рюкзака. – Не первый год мы с тобой знакомы. Да, я выпиваю, но только дома, в интеллигентной обстановке, в канаве не валяюсь. Жизнь у меня жестокая была, отсюда и алкоголь.