И то, что их много и они всегда и везде, приводит к тому, что ты не обращаешь на скрипку особого внимания. Если тамтам шарахнул — да, это аттракцион, а скрипки — они же все время играют!
До тех пор пока сам не прочувствуешь, не поймешь. Однажды на фотосессии в БЗК, когда для гастрольного буклета снимали оркестр, я от нечего делать поставил себе на пульт партию первых скрипок Четвертой симфонии Чайковского. Все заиграли финал, и я заиграл. Через страницу я сдох. Не привык. У меня-то паузы бывают, а у них почти нет.
Я ничего такого, о чем написано в учебниках, повторять не буду. Я расскажу о том, что вижу и что меня удивляет. Может быть, и скрипачам будет любопытен взгляд со стороны.
Такое же антифизиологичное изделие, как и большинство музыкальных инструментов, может быть, за исключением вышеупомянутого тамтама. Вот вы попробуйте завернуть левую руку винтом, как это делают скрипачи, и в этом извороте ею подвигать туда-сюда (это называется —
Даже человек далекий от музыки, прислушавшись к партии скрипок, скажем, в знаменитой Casta Diva из «Нормы», ощутит всю унылость и слабую увлекательность этого творческого процесса, от которого правая рука очень быстро начинает сначала хотеть отвалиться, и затем просто отваливается. В это самое время дирижер совместно с сопрано занимаются творчеством, исполняя фиоритуры руками и голосом, тем самым успешно отвлекая зрителя от тяжелого положения тех, кто находится ниже ватерлинии.
Могу только добавить, что «Норма» не исключение, и подобная антигуманная механистичность свойственна всей итальянской опере, а также большинству балетов, если говорить о партии вторых скрипок и альтов.
Ко всему этому можно добавить ставшие жесткими подушечки пальцев, которыми зажимают струны, и красный круглый рубец на том месте в районе нижней челюсти, которое кладется на подбородник. Этот стигмат в простонародье называется засосом, потому что находится именно там, где надо. И до определенного возраста выглядит вполне актуально.
Завершая вступительную часть рассказа о скрипке, напомню, что левой рукой (той, которая завязана узлом) еще и вибрируют, прижав пальцем металлическую или нейлоновую струну. О том же, что в это время делают правой, я расскажу попозже в главе под названием «О чем между собой грызутся струнники».
Есть в мире отдельные сущности, которые меня глубоко озадачивают. Озадачивают тем, что являются вершиной эволюции в каком-либо сегменте бытия, и ретроспективно даже понятна эволюция технологии, то есть задним числом понятно как. А вот с той стороны — почти загадка.
Одной из таких загадочных сущностей является пиво. Я не очень понимаю, как целенаправленно, не зная даже о самом существовании результата, можно было придумать такое количество совершенно неочевидных технологических действий, чтобы из зерна на входе получить пиво на выходе.
Аналогичный восторг технократа у меня вызывает и скрипка. Хотя здесь ситуация несколько проще, поскольку были многочисленные бета-версии, и в контексте эпохи они были очень даже на своем месте. И, кстати говоря, все-таки надо иметь в виду, что скрипка, как и все остальные инструменты, явление субъективное. Она не должна что-то делать быстрее, выше, сильнее и громче. Она должна отвечать нашим представлениям о том, каким нашим представлениям она должна отвечать. Примерно так.
И правда, откуда взялись эти пророческие идеи о том, что инструмент звучит лучше всего, если по жилам одних животных шкрябать волосами из хвоста других, для пущего эффекта натертых канифолью. Которая тоже, между прочим, на дороге не валяется, а является результатом довольно фантазийной технологической цепочки, в начале которой находится смола дерева.
Но то, что и пиво, и скрипкоподобные появились независимо в разных культурах, говорит как минимум о каких-то объективных закономерностях, а как максимум о божественном происхождении этих двух явлений.