Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

«…Герцог Норфольк»

Возможно, эта необходимость уже настала. Ричард чувствует щекотливость положения и спрашивает Джона Гонта, который привел сына:

Чтоб доказать, что правым обвиненьям —

Их выслушать мне было недосуг —

Подвергнут герцог Норфольк, Томас Моубрей?

Акт I, сцена 1, строки 4–6

Томас Моубрей родился в том же 1366 г., что и Болингброк. Он был другом юности короля (тот был его на год младше), который в 1383 г. сделал его графом Ноттингемским.

Но потом Моубрей сменил ориентацию. Он ревновал короля к другим фаворитам и в пику ему присоединился к партии Томаса Глостера, став одним из «лордов-апеллянтов». Однако экстремистом Моубрей не был, и, когда встал вопрос о низложении короля, он поддержал умеренных, выступивших за предание суду фаворитов короля.

Впоследствии король обхаживал Моубрея так же, как и Болингброка, и тоже добился успеха. Моубрей снова стал другом Ричарда. Стремительно атаковав Томаса Глостера и арестовав его, король отдал дядю под надзор Моубрея. Именно Моубрей, доставив Глостера в замок Кале, стал его тюремщиком. Как и Болингброк, Моубрей был награжден за службу и стал герцогом Норфолкским (или Норфолком)[64].

Но что произошло с Томасом Глостером? Как-никак он являлся сыном Эдуарда III, и убрать его с глаз долой было просто невозможно. Его должны были судить за государственную измену; ради этого созвали парламент. Но сессия так и не состоялась: из Кале пришла скорбная весть о том, что Томас Глостер умер.

Конечно, в то время внезапная смерть никого не удивляла. Медицина находилась на очень низком уровне, и малейшая инфекция быстро сводила людей в могилу, а подхватить инфекцию, когда о гигиене не имели никакого представления, не составляло никакого труда. И все же смерть Глостера в сложившихся обстоятельствах была настолько выгодна Ричарду (которому было бы трудно доказать факт государственной измены, потому что Глостер пользовался популярностью в парламенте), что тут же поползли слухи: мол, зловредный дядюшка был тайно убит по приказу племянника. Такая же ситуация сложилась, когда Артура Бретонского тайно убили по приказу его дяди, Иоанна Безземельного (см. в гл. 5: «…Своей супруги Бланки предъявишь ты права»).

Чем громче раздавались шепот и слухи, тем неуютнее чувствовал себя Томас Моубрей. Он охранял Глостера. Если бы Глостера действительно убили, то непосредственный приказ убийцам мог отдать только он. В случае подтверждения этого Моубрея ждала смертная казнь.

Но Ричард находился в не менее затруднительном положении. Защититься Моубрей мог бы только одним способом: заявив, что это было сделано по приказу короля. После этого Ричард оказался бы в положении короля Иоанна, который потерял северную Францию отчасти потому, что его обвинили в смерти принца Артура.

Моубрей не мог не понимать, что опасность грозит ему не только со стороны врагов короля, которые ненавидели его за убийство Глостера (если такое убийство действительно имело место, в чем историки не уверены), но и со стороны самого короля. В конце концов, мертвые не говорят; мертвый Моубрей вряд ли мог бы обвинить Ричарда.

Моубрей испугался и принялся искать способ спасения. Он нуждался в союзнике; таким союзником мог стать Болингброк. Они были последними из уцелевших «лордов-апеллянтов», а потому обоим грозила одинаковая опасность. Моубрей обратился к Болингброку.

Но Моубрей ошибся в расчетах. Болингброк решил играть по-крупному. Коготок у Моубрея увяз, и Болингброк тут же этим воспользовался. Для начала он пошел к королю Ричарду, рассказал о своей беседе с Моубреем и обвинил того в государственной измене. Несчастному Моубрею, чтобы опровергнуть обвинение, пришлось назвать Болингброка лжецом.

«Жертвенная, Авеля…»

Ричард попадает в чрезвычайно щекотливую ситуацию. Он вынужден вызвать обоих лордов к себе и выслушать их взаимные обвинения. Больше всего ему нужно, чтобы ссора поскорее закончилась. Он хочет, чтобы дело о смерти Томаса Глостера не только не расследовалось, но даже не упоминалось.

А вот Болингброк хочет обратного. Ему нужно, чтобы об этом деле заговорили как можно громче. Чем больше поднимется шума, тем хуже придется королю, а чем хуже королю, тем лучше ему, Болингброку.

Поэтому после обмена обвинениями Болингброк переходит к делу. Он обвиняет Моубрея в растрате неких общественных фондов и мрачно добавляет:

…он (Моубрей) убийство Глостера подстроил,

Его врагов доверчивых подбив,

И душу неповинную его,

Коварный трус, исторг в потоках крови.

Как жертвенная, Авеля, — та кровь

Из тайников немых земли взывает

Ко мне о правой и суровой каре…

Акт I, сцена 1, строки 100–106