Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

С другой стороны, все указывает на то, то Генрих V действительно был талантливым полководцем. На рассвете он тщательно изучил поле боя, оценил силы французов и составил план сражения. Возможно, король действительно считал, что у него есть хорошие шансы на успех. Если так, то (как нам вскоре предстоит убедиться) он не ошибся.

«…Шкуру льва»

Главный герольд Франции прибывает снова и предлагает англичанам сдаться. С точки зрения французов, только так Генрих сможет сохранить жизнь. Король спокойно, но гордо отвечает, что сначала нужно одержать победу, а уже потом решать, что делать с разбитыми англичанами. Он говорит:

Был человек: он продал шкуру льва

Еще живого — и убит был зверем.

Акт IV, сцена 3, строки 93–94

Это цитата из Библии. Именно так израильский царь Ахав, очутившийся в подобной ситуации, ответил на требование сирийцев сдаться: «…скажите: пусть не хвалится подпоясывающийся, как распоясывающийся» (3 Цар., 20: И).

Далее Генрих говорит, что его убитые солдаты будут мстить французам и после смерти. Говоря о будущих трупах англичан, он пророчит:

…солнце их пригреет

И вознесет их доблесть к небесам,

Останки ж их отравят воздух ваш

И разнесут по Франции чуму.

Акт IV, сцена 3, строки 100–103

Слышать такие ужасные слова от короля-рыцаря крайне неприятно; можно догадаться, что Шекспир вновь выражает свое отвращение к войне и ее ужасам.

«…Поручить передовой отряд»

К королю устремляется герцог Йоркский и говорит:

О государь, молю вас

Мне поручить передовой отряд.

Акт IV, сцена 3, строки 130–131

Это тот самый Омерль, друг покойного Ричарда II; пятнадцать лет назад он участвовал в заговоре против Генриха IV. Всего несколько месяцев назад его младший брат граф Кембридж устроил заговор против самого Генриха V и был за это повешен.

Возможно, герцог Йоркский делает этот благородный жест, стремясь искупить как собственные былые грехи, так и грехи брата и не попасть в опалу.

«…Обоих повесили»

Битва начинается комической сценой между хвастуном Пистолем и испуганным французским пленником. Пистоль требует выкуп, но оба не знают языка друг друга, а потому ничего не понимают.

Мальчик (бывший паж Фальстафа) вынужден взять на себя роль переводчика. Конечно, в это время он уже не может быть мальчиком. Он стал пажом Фальстафа сразу после битвы при Шрусбери, которая состоялась в 1403 г., а сейчас идет 1415–й. Если мальчику, сопровождавшему Фальстафа в начале второй части «Генриха IV», тогда было восемь лет, то сейчас ему двадцать.

Однако Шекспира не интересует хронология; у него мальчик еще недостаточно вырос, чтобы принимать участие в боевых действиях. Здесь ему лет двенадцать-тринадцать.

Наконец француз понимает, что от него требуется, и уходит вместе с Пистолем. Оставшийся в одиночестве Мальчик презрительно говорит о Пистоле:

Бардольф и Ним были в десять раз храбрее этого рыкающего дьявола из старинной комедии, — которому, однако, всякий может обрезать когти деревянным кинжалом, — а все-таки их обоих повесили. Да и с ним, наверно, то же случится, если у него хватит храбрости что-нибудь стибрить.

Акт IV, сцена 4, строки 72–77

Мы уже знаем, что Бардольфа повесили за кражу распятия, но впервые слышим, что Нима повесили тоже. Можно догадаться, что это было наказанием за дезертирство.

Затем Мальчик говорит, что его, как и остальных подростков, отрядили охранять обоз, потому что все взрослые мужчины отправлены в строй; англичан слишком мало, чтобы способные носить оружие занимались второстепенными делами.

«Все погибло!»

Тут мы молниеносно перемещаемся во французский лагерь. Царившая здесь прежде почти истерическая уверенность в победе вдруг сменилась глубочайшим отчаянием. Герцог Орлеанский кричит коннетаблю:

О Seigneur! Le jour est perdu, tout est perdu!

Акт IV, сцена 5, строка 2

Это значит: «О боже! Погиб день! Все погибло!»

Что случилось? Почему французы потерпели поражение, когда казалось, что преимущество целиком на их стороне?

Ни у Шекспира, ни у елизаветинской публики вопросов не возникало. В конце концов, французы численно превосходили англичан только в пять раз, а в те времена англичане свято верили, что один английский солдат равняется по меньшей мере пяти несчастным французам, так что, естественно, англичане победят.