Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Когда в 1035 г. Кнуд умер, сын Олафа действительно предпринял попытку вернуть себе Норвегию. Но этого сына звали Магнус.

«Могучий Юлий…»

Бернардо соглашается с таким объяснением появления Призрака. Оно сулит Дании близкую войну. Призрак нарочно принял этот облик, чтобы предсказать ее; ведь именно старый король завоевал эти страны.

Горацио подтверждает правоту Бернардо и приводит пример из истории:

В высоком Риме, городе побед,

В дни перед тем, как пал могучий Юлий,

Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц

Визжали и гнусили мертвецы…

Акт I, сцена 1, строки 113–116

Это ссылка на легенды о том, что якобы происходило в ночь накануне убийства Юлия Цезаря. Шекспир использовал эти легенды в пьесе «Юлий Цезарь», написанной за год до «Гамлета».

Но Горацио не ограничивается легендами. Он приводит астрономические данные, связанные с этим убийством:

…влажная звезда,

В чьей области Нептунова держава,

Болела тьмой, почти как в Судный день…

Акт I, сцена 1, строки 118–120

Влажная звезда — луна, хотя она и не звезда, и не влажная. Однако в древности звездой называли любое небесное светило, а Шекспир, как обычно, придерживается воззрений древних, не принимая во внимание взгляды современных ему астрономов. Луна «влажная» не сама по себе, а потому, что она влияет на океан (Нептунову державу). Иными словами, потому, что она вызывает приливы.

Однако в ночь перед убийством Цезаря никакого лунного затмения не было.

«Трубач зари…»

Призрак тут же возвращается, и Горацио вновь заговаривает с ним, пытаясь убедить его раскрыть тайну, которая может оказаться роковой для Дании. Призрак хочет что-то ответить, но в это время раздается крик петуха, и привидение исчезает. Горацио говорит:

Я слышал, будто

Петух, трубач зари, своей высокой

И звонкой глоткой будит ото сна

Дневного бога, и при этом зове,

Будь то в воде, в огне, в земле иль в ветре,

Блуждающий на воле дух спешит

В свои пределы…

Акт I, сцена 1, строки 149–155

Это широко распространенное суеверие; как все суеверия, оно сбывается только в особых случаях. Искусственное освещение улиц появилось только в новейшие времена, а до того ночью царила кромешная тьма. В этой тьме у людей разыгрывалось воображение; любое засохшее дерево превращалось в чудовище, а любая бесшумно пролетевшая сова — в привидение. Поскольку при дневном свете ничего подобного не происходило, возникло поверье, что духи и призраки исчезают с первым лучом солнца.

Механические часы также появились сравнительно недавно, так что по ночам время можно было определить лишь приблизительно. Приходилось делить ночь на три-четыре «стражи» (это слово действительно возникло в результате того, что сторожей оставляли «на часах» и каждый дежурил по очереди). Начало ночи называли первой стражей, середину — второй, конец — третьей, а затем наступало утро.

Конечно, люди с тревогой ждали наступления утра, особенно долгими зимними ночами, и радовались каждому знаку, предвещавшему его приближение. Хриплый крик петуха был именно таким знаком, потому что он возвещал скорый восход солнца. Когда в Библии заходит речь о Втором Пришествии, срок которого не известен никому на свете, там не зря упоминаются ночные сторожа: «Итак, бодрствуйте; ибо не знаете, когда придет хозяин дома, вечером или в полночь, или в пение петухов, или поутру» (Мк., 13: 35).

Если духи исчезают при свете дня, то петушиный крик является для них естественным сигналом. В такой ситуации это действительно имеет смысл.

Марцелл подливает масла в огонь, утверждая, то в канун Рождества петух поет всю ночь напролет, поэтому ни один дух не смеет покинуть свое убежище. Горацио, который является воплощением рационализма (он не говорит, что крик петуха является сигналом для отступления духов, а только утверждает, что слышал об этом), отвечает Марцеллу учтиво, но все же слегка посмеивается над его излишней доверчивостью:

Я это слышал и отчасти верю.

Акт I, сцена 1, строка 165

Наконец наступает утро, и Горацио предлагает рассказать о случившемся принцу Гамлету. Если призрак принял обличье старого короля, необходимо сообщить об этом его сыну.

«Смерть нашего возлюбленного брата…»

После первого упоминания о заглавном герое пьесы действие перемещается в тронный зал, где восседают новый король и королева. Король сразу берет быка за рога:

Смерть нашего возлюбленного брата

Еще свежа…

Акт I, сцена 2, строки 1–2