Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Из этой реплики публика впервые узнает, что король действительно виновен и что Призрак говорит правду. Кроме того, выясняется, что у короля все же есть совесть. Если бы Клавдий на самом деле был чудовищным злодеем, пьеса вряд ли могла бы «хлестнуть его по совести». Если бы пьесу смотрела Гонерилья (см. в гл. 1: «…В государственной измене»), она высидела бы представление не моргнув глазом и дерзко отрицала бы все выдвинутые против нее обвинения. Важно понимать, что Клавдий не чета Гонерилье; именно на этом построен весь расчет Гамлета.

«Быть или не быть…»

Офелия занимает свое место. Королеву отсылают, а король и Полоний прячутся. Входит задумчивый Гамлет и читает монолог, самый знаменитый из всех монологов, написанных Шекспиром. Он начинается следующими строками:

Быть или не быть — таков вопрос;

Что благородней духом — покоряться

Пращам и стрелам яростной судьбы

Иль, ополчась на море смут, сразить их

Противоборством?

Акт III, сцена 1, строки 55–60

На первый взгляд это размышление о самоубийстве. Гамлету кажется, что каждый покончил бы с собой и покинул бы этот несчастный мир, если бы был уверен, что по ту сторону его не ждет неизвестный и еще более невыносимый ужас.

Неужели Гамлет всерьез думает расстаться с жизнью и его не спасает от этих размышлений даже перспектива вечно гореть в адском пламени?

В это трудно поверить, потому что Гамлет всю пьесу только и делает, что пытается избежать смерти. Самоубийство — грех, но если он позволит Клавдию казнить себя, то расстанется с жизнью, не совершив греха. Однако он пытается всеми силами избежать смерти, не гнушаясь играть для этого даже постыдную роль сумасшедшего.

Нетрудно доказать, что Гамлета волнует вовсе не абстрактная идея самоубийства. В пьесе у него только два выхода. Можно действовать прямо, убить короля и смириться с тем, что после этого его самого ждет неотвратимая смерть. Именно это и означает фраза «…ополчась на море смут, сразить их противоборством».

Но можно поступить и по-другому: скрывать свои намерения, симулировать безумие и вынашивать планы, ничего не предпринимая против тех, кто обманул его. В таком случае он будет вынужден «покоряться пращам и стрелам яростной судьбы».

Гамлет не знает, какой из этих путей более благороден и более приемлем для него самого. Поскольку прямое действие является замаскированным самоубийством, принц волей-неволей задумывается над абстрактной идеей суицида.

В конце монолога Гамлету становится стыдно. Героизм требует прямого действия даже в том случае, если это действие приведет к смерти самого героя. Но принцу нужна корона, а потому он пройдет тот тернистый путь, который ведет к ней, хотя соблазн стать героем велик. Гамлет заключает:

Так трусами нас делает раздумье,

И так решимости природный цвет

Хиреет под налетом мысли бледным,

И начинанья, взнесшиеся мощно,

Сворачивая в сторону свой ход,

Теряют имя действия.

Акт III, сцена 1, строки 83–88

«Горд, мстителен, честолюбив…»

Наконец Гамлет замечает Офелию; похоже, девушка читает молитвенник. Но Гамлет не попадется на крючок. Он знает, что где-то поблизости прячутся и подслушивают Клавдий и Полоний. Либо принц сам подслушал их разговор, когда Полоний впервые предложил устроить Гамлету ловушку, либо догадался о присутствии посторонних, выдавших себя неосторожным движением.

Гамлет понимает, что парировать этот выпад можно только одним способом: ловко притворившись сумасшедшим. Это будет жестоко по отношению к Офелии, но другого выхода нет. Принц искренне жалеет девушку. Он знает, что Офелия всего лишь беспомощное орудие в руках отца, а потому сначала обращается к ней мягко:

В твоих молитвах, нимфа,

Все, чем я грешен, помяни.

Акт III, сцена 1, строки 89–90

Хочется верить, что в список своих грехов, которые нужно отмаливать, Гамлет включает и тот, который ему только предстоит совершить: беспощадную жестокость по отношению к юной и невинной девушке.

Конечно, необходимость быть жестоким с Офелией злит принца больше, чем присутствие двух интриганов, которое заставляет его делать это. Гамлет горько издевается над ними — так же, как недавно он издевался над Полонием. Поэтому в разгар резкой и грубой речи, обращенной к Офелии (чего хорошо воспитанный Гамлет никогда не позволил бы себе, будь он в своем уме; во всяком случае, он надеется, что так подумают король и Полоний), принц скороговоркой произносит: