Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Сам я скорее честен; и все же я мог бы обвинить себя в таких вещах, что лучше бы моя мать не родила меня на свет; я очень горд, мстителен, честолюбив…

Акт III, сцена 1, строки 122–125

Конечно, так оно и есть. Он горд, как принц, который никогда не смирится с утратой короны, и честолюбив тоже как принц. А его мстительность — стержень всей пьесы. Но этого мало. Когда Гамлет говорит, что было бы лучше, если бы мать вовсе не рожала его на свет, он ничуть не кривит душой. Да, было бы лучше, но для кого? Для матери. Если его планы осуществятся, королева останется жива, но больше не будет королевой; ее заставят уйти в монастырь.

Сарказм Гамлета все возрастает: он советует Офелии уйти в монастырь. Но о ком здесь идет речь — об Офелии или о его матери, королеве Гертруде? (Мы уже указывали, что сразу после восшествия на престол Эдуард Исповедник отправил в монастырь свою мать Эмму.)

Гамлет пулей вылетает из комнаты, и наивная Офелия, уверенная, что принц сошел с ума, оплакивает его, произнося прекрасно написанную скорбную речь.

«В Англию…»

Однако Гамлет то ли переоценил себя, то ли недооценил Клавдия. Должно быть, принц испытывал злобное удовлетворение, прямо говоря королю, как именно он собирается поступить, — в расчете на то, что Клавдий не обратит внимания на слова умалишенного. Видимо, Гамлет ощущал стыд оттого, что предпочел «покоряться пращам и стрелам яростной судьбы», а не совершить то, что носит «имя действия». Что ж, по крайней мере, он пригрозил злодею.

Но когда король выходит из укрытия, выясняется, что одурачить его не удалось. Клавдий никогда не верил, что Гамлет действительно безумен, и явно принял слова принца о том, что тот «очень горд, мстителен, честолюбив», за чистую монету. Король говорит:

…и речь его, хоть в ней и мало строя,

Была не бредом. У него в душе

Уныние высиживает что-то;

И я боюсь, что вылупиться может

Опасность…

Акт III, сцена 1, строки 166–170

Клавдий обязан что-то предпринять; он принимает решение — решение, которое в данный момент раскрывает лишь частично:

Он в Англию отправится немедля

Сбирать недополученную дань…

Акт III, сцена 1, строки 172–173

Эта связь Дании и Англии снова отправляет Гамлета во времена Кнуда.

Англия платила дань датчанам, совершавшим на нее набеги начиная с 991 г. — задолго до того, как ее завоевал Свен Вилобородый. Эта дань называлась Danegeld (датские деньги, или датский налог); подсчитано, что в общей сложности она составила около 160 тысяч тонн серебра. Естественно, после того как Свен Вилобородый завоевал Англию, дань не платили, потому что датчане и без того владели всей территорией страны. Датское иго продолжалось до 1042 г., пока не умер второй сын Кнуда, которого звали Хардкнуд (Хардеканут). Затем пути англичан и датчан разошлись навсегда: у Дании просто больше не было сил на то, чтобы снова шантажировать всю Англию. Если события «Гамлета» действительно происходят в 1050 г., то упоминание о «недополученной дани» абсолютно точно. Дани датчанам больше никто не платил и не собирался это делать.

«Ирода переиродить…»

Но глупый Полоний все еще цепляется за догадку Офелии, что Гамлет безумен на самом деле. Он предлагает, чтобы королева Гертруда взялась за Гамлета и выяснила правду (естественно, при этом разговоре будет тайно присутствовать Полоний, большой специалист по части подслушивания). Король вяло соглашается, но не питает на этот счет никаких иллюзий: он уже знает, что нужно сделать.

Тем временем Гамлет, не подозревающий, что он выдал себя, наставляет актеров, как тем следует играть, чтобы пьеса задела короля за живое. Для этого нужно держаться как можно естественнее. Ходульность и напыщенность испортят все дело, поэтому принц советует не переигрывать. Он с жаром говорит:

…я бы отхлестал такого молодца, который старается перещеголять Термаганта; они готовы Ирода переиродить; прошу вас, избегайте этого.

Акт III, сцена 2, строки 13–15

Здесь Гамлет говорит о мистериях, которые были переделками библейских легенд, как правило о жизни Иисуса. Такие пьесы часто ставились в Средние века и были рассчитаны главным образом на публику, не умевшую читать. Чтобы привлечь простонародье и удержать его внимание, требовалось включать в мистерии детективные и комические эпизоды, в которых участвовали как мелодраматические злодеи, так и герои площадных фарсов.