Читаем Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы полностью

Во-первых, люди знают, что Полоний был убит, и подозревают, что тут не обошлось без короля. Но они не знали, что Гамлет — старший тоже был убит. Гамлет — младший должен был сначала убедить их в этом, а затем в том, что убийцей короля был именно Клавдий. Самым трудным было именно это убеждение, а вовсе не сама месть.

Во-вторых, Лаэрт стремится только к мести, в то время как Гамлету нужно и отомстить, и завладеть троном. Именно этим вызваны все бесконечные сложности. (Если объяснять действия Гамлета только стремлением отомстить, пьеса превращается в неразрешимую головоломку.)

В противостоянии с Лаэртом Клавдий показывает себя с самой лучшей стороны. Король (не пьяница и не распутник) умен и бесстрашен. Он сохраняет спокойствие, говорит тихо и заставляет Лаэрта слушать. Он отрицает, что виноват в смерти Полония, и спрашивает Лаэрта, готов ли тот ради мести погубить как врагов, так и друзей его отца.

Лаэрт заявляет, что он пришел мстить только врагам Полония. Друзьям отца он будет другом:

Его друзей я заключу в объятья;

И, жизнью жертвуя, как пеликан,

Отдам им кровь свою.

Акт IV, сцена 5, строки 145–147

В древности было широко распространено поверье, что пеликан кормит своих птенцов собственной кровью.

В Средневековье пошли еще дальше. Представления тогдашнего естествознания (называвшегося «естественной историей») были искажены множеством нравоучительных притч, которые должны были иллюстрировать точку зрения, изложенную в Библии. Можно подумать, что вся Вселенная существовала только для того, чтобы читать человечеству примитивные проповеди. Так была придумана легенда, что юные пеликаны разозлили отца и тот убил их. Птенцы оставались мертвыми три дня, в течение которых самка пеликана поила их своей кровью, и в конце концов они ожили.

Эта аллегория смерти и воскресения Иисуса способствовала широкому распространению ошибочного представления о пеликане, отраженного в метафоре Лаэрта.

«Вот розмарин…»

Тут в зал возвращается безумная Офелия. Она собрала цветы и травы и теперь раздает их:

Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните; а вот троицын цвет, это для дум.

Акт IV, сцена 5, строки 174–176

Это язык цветов. В обществе более близком к природе, чем наше, было легко придать каждому цветку какое-то значение и использовать его в любовных посланиях или в качестве магического средства. Розмарин был символом верности в любви из-за очень стойкого аромата этого растения. Следовательно, о его существовании было трудно забыть. А троицын цвет[35] символизирует думы самим своим названием (pansies), которое идет от французского слова «решёе» (мысль).

Что касается других цветов, упоминаемых Офелией, то их значение спорно (тем более что фразы девушки странны и сбивчивы).

«Один нормандец…»

При виде сестры Лаэрта снова охватывает гнев, и Клавдию стоит немалых трудов успокоить его. Отведя юношу в сторону от Гертруды, король говорит, что убийца Полония Гамлет, и объясняет, почему он не мог выступить против принца открыто. Королева любит Гамлета, а король (который, похоже, любит Гертруду искренне, а не только за то, что она принесла ему корону) не хочет отталкивать супругу, казнив ее сына или заточив его в тюрьму. Кроме того, тут присутствует постоянный страх перед общественным мнением (которое играет важнейшую роль в планах как Клавдия, так и Гамлета). Именно об этом и говорит Клавдий:

Другое основанье

Не прибегать к открытому разбору —

Любовь к нему простой толпы…

Акт IV, сцена 7, строки 16–18

Клавдий уже готов признаться Лаэрту, что велел англичанам убить Гамлета, но в эту минуту прибывает гонец и сообщает, что Гамлет вовсе не в Англии; принц вернулся в Данию.

Клавдий на мгновение задумывается. Он не хочет гражданской войны; ему нужно тихое убийство, похожее на несчастный случай; если что-то пойдет не так, вся ответственность (и риск) падет на Лаэрта.

Он вспоминает нечто связанное с Францией:

Здесь был,

Тому два месяца, один нормандец…

Акт IV, сцена 7, строки 81–82

Упоминание о Нормандии — не анахронизм. Датские набеги разоряли не только Англию, но и северное побережье Франции. В 911 г., примерно за полтора века до событий, описанных в «Гамлете», некий викинг по имени Хрольф заставил французского короля Карла III (Толстого) уступить ему и его потомкам земли на побережье пролива Па-де-Кале. Эту территорию стали называть сначала Норманнией («землей норманнов»), а затем Нормандией.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научно-популярная библиотека Айзека Азимова

Расы и народы. Ген, мутация и эволюция человека
Расы и народы. Ген, мутация и эволюция человека

Знаменитый писатель-фантаст, с мировым именем, великий популяризатор науки, автор около 500 фантастических, исторических и научно-популярных изданий приглашает вас в увлекательное путешествие по просторам танин о происхождении и эволюции человека.Книга познакомит вас с удивительным миром человеческой природы и принципами классификации на расы и народы. Почему люди так отличаются друг от друга и чем объяснишь разницу в цвете кожи, глаз и волос? Что изучают таксономия и генетика? Чем отличается доминантный ген от рецессивного?Вы найдете ответы на эти и другие вопросы, а также узнаете о методах и характерных особенностях деления животного мира на различные группы, заглянете внутрь хромосомы и вместе с австрийским монахом Грегором Менделем проведете интересные эксперименты по скрещиванию растений.

Айзек Азимов , Уильям Бойд

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / История / Биология / Образование и наука

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука