Путеводитель потерянных. Документальный роман

Каждый день в восемь утра я являлась в Еврейский музей, в пять музей закрывался. Обедала я в еврейской общине. Кроме того, ездила в Терезин («28.01.1988. Мертвый воздух. В казармах — дух смерти. Кусочки рельсов, все заросло»), в Гронов и Наход, где некогда жила Фридл, в Румбурк, где все еще жил главный хирург гетто, в Брно, где все еще жили ученицы Фридл. Не знаю, как мне удалось охватить все это за двенадцать дней, но ежедневник не врет.

Например, 25 января 1988 года мы с Милушей навестили дом на Виноградах, где я прожила с папой целый месяц. Он располагался неподалеку от Чешского радио, и поэтому с двадцать первого августа в нем происходили сходки сторонников Дубчека и Свободы — Урбана, Лопатки и других. Папа читал пражский цикл Цветаевой — здесь готовились передачи для радиостанции «Свободная Прага». Но раздались шаги командора, радио захватили. Свободный голос умолк.

«Мы, ни о чем не догадываясь, приехали в Прагу вечером двадцатого августа, — пишет Генрих Бёлль Льву Копелеву 21 сентября 1968 года, — хотели как следует рассмотреть чешское чудо, а когда проснулись двадцать первого рано утром, тут-то и началось! Почему-то нам не было страшно, но это, разумеется, „действовало на нервы“ — видеть доведенных до крайности чехов, а напротив них — бедных, невиноватых, таких же доведенных до крайности советских солдат! Это было безумие, и мы, конечно, все четыре дня думали, что вот-вот „начнется“ — это была дьявольски задуманная чистая война нервов между пражанами и советскими солдатами».

Теперь, когда информация стала доступной, кажется невероятным, что такая грандиозная военная операция могла кого-то застигнуть врасплох.

«В целом численность введенных в Чехословакию войск составляла: СССР — 18 мотострелковых, танковых и воздушно-десантных дивизий, 22 авиационных и вертолетных полка, около 170 000 человек; Польша — 5 пехотных дивизий, до 40 000 человек; ГДР — мотострелковая и танковая дивизии, всего до 15 000 человек (по публикациям в прессе, от ввода частей ГДР в последний момент было решено отказаться, они играли роль резерва на границе, а в Чехословакии находилась оперативная группа ННА ГДР из нескольких десятков военнослужащих); Венгрия — 8-я мотострелковая дивизия, отдельные части, всего 12 500 человек; Болгария — 12‐й и 22‐й мотострелковые полки общей численностью 2164 человека и один танковый батальон, имевший на вооружении 26 машин Т-34».

Господин Орнест. Портрет на линованной бумаге

27 января 1988 года в 16:30, как записано в ежедневнике, в комнату, где я рассматривала рисунки, вошел статный мужчина в темном пальто и, обращаясь к чиновнице, сказал:

— Я пришел за госпожой Макаровой.

Голос завораживающий, вид таинственный, детектив из какого-то сериала.

Чиновница расплылась в улыбке.

— Господин Орнест, присаживайтесь.

Господин Орнест присел и уставился в мой рисунок.

— В этом помещении когда-то был сиротский приют для еврейских детей, — сказал он. — А теперь архив мертвецов…

Чиновница съежилась.

— Мы тоже рисовали, — сказал господин Орнест. — Я — нет, но Петр Гинц, Гануш Гахенбург, Бедржих Гофман были настоящими художниками… Мы в «Едничке» устроили Вацлавскую площадь. Мустек, трамваи… Водичкова улица, музей… Наш воспитатель Вальтер Айзингер сказал: «Наш дом был и будет первым».

— А что такое «Едничка» и где эта стена? — спросила я по-русски. По-чешски я тогда не говорила, но читала и многое схватывала со слуха.

— «Едничка» — это комната № 1 в нашем детском доме L-417. Сейчас там музей чехословацкой милиции.

Раз он понял мой вопрос, значит, как-то договоримся.

— Я вчера была в Терезине и хотела попасть внутрь здания L-417, но меня заловили милиционеры и заставили смотреть кино про их доблестные подвиги, я была одна в зале.

Господин Орнест расхохотался. Чиновница тоже. У него был заразительный смех. Интересно, откуда он про меня узнал?

— Я тоже милиционер. Увидев красивую женщину, входящую в Еврейский музей, тотчас навел справки.

— И у нас есть красивые женщины, — заметила чиновница.

— Разумеется. Но я выбрал эту и хочу пригласить ее в кафе. Госпожа Макарова, — резкий поворот в мою сторону, — не откажете в любезности?

Заманчивое предложение. Судя по тому, как пялилась на него чиновница, человек он известный, и не только тем, что был в Терезине. Вдруг он видел Фридл? Мальчики с ней тоже рисовали…

За спиной памятника Яну Гусу в ту пору было кафе, а сейчас сувенирный магазин «Кафка». Господин Орнест помог мне снять шубу, потребовал у официанта вешалку, повесил ее на плечики и набросил сверху свое пальто.

— Висим на крючке в обнимку, — рассмеялся он и отодвинул стул от столика.

Я села.

— Зденек Орнест, знаменитый актер, — пожал он мне крепко руку и задержал в своей. — Не трусь, я выбрал тебя в сестры. Никакого флирта. Просто любовь.

— Вы репетируете роль?

— Как ты догадалась? Это слова из пьесы, которую я сегодня играю. Я за рулем и не могу пить на брудершафт. Так что будем на «ты» неофициально. В понедельник вечером у меня нет спектакля, и мы сможем закрепить наш союз по всем правилам.

— Это тоже из пьесы?