- Где, где, - трет метеоролог лоб, - если б я знал... Давай-ка подумаем... Для чего Земсков убил Бахова? Если он его, конечно, убил... Предположим, что убил.
- Чего тут непонятного? - дрожа от злости, смотрю на Лужина. - Чтоб на него убийство Степана свалить!
- Тогда второй вопрос, - Иван Федорович подходит к окну, - а по какой причине Бахов мог убить охотника? Ну, по мнению Земского...
- Что меня выманить из..., - говорю первое, что приходит в голову, но тут же осёкся. - Я сперва подумал, что Бахов диверсант...
- Вот! - бьёт Лужин кулаком по закопченной стене. - И Земсков решил из сержанта диверсанта сделать. Дескать, выманил он тебя, чтоб маяк из строя вывести. А что ему надо для доказательства такой его версии?
- Что? - никак не могу уловить сути размышлений метеоролога.
- Надо, чтоб в кармане у Бахова были нами обнаружены лампы... или осколки их.
- Но мы же, сразу начнём разбираться, кто убил Бахова, - смотрю на Лужина и чувствую, что в моей душе встрепенулась надежда. Я теперь знаю, где искать лампу.
- Слышишь, как собаки рвут, - неожиданно отвлекается от главной темы Иван Федорович.
- Волки рядом, - вздыхает Марьяна, досель, как мышь, глядевшая на нас из угла. - Мы со Степаном ночью видели свежие следы здесь неподалёку...
- А ты об этом Земскову говорила? - резко оборачивается Лужин к женщине.
- Да.
- Тогда всё ясно! И ясно для чего выстрелил на улице и о волках заговорил. Простой у него был расчет. Сегодня волки найдут труп Бахова, раздерут его в клочья, а завтра в тех клочьях Земсков нашёл бы осколки лампы. И всё бы по его задумке пошло... Бахов диверсант, а он не причем. Бежим, лейтенант, может не поздно еще!
Мы выбегаем на улицу. Собаки, словно взбесились, рвут так, что уши закладывает. А у нас меньше двадцати минут осталось.
- Куда он его мог бросить?! - кричит Лужин.
- В овраг за избой! С тропинки, по которой мы незамерзающему ручью ходим! Там можно через елки к обрыву пробраться!
Бежим за мою избу. Тропинка. Молоденькие елочки вокруг в пышных снеговых шубах. Метров через пятнадцать видим потревоженный снег на елках и глубокий след. Пробираемся по следу. Метров пять всего. Сразу за елками обрыв. Внизу (метров десять, не больше) на ослепительно белом снегу волнуется волчья стая. Небольшая - особей пятнадцать. Волки рвут человека. Рядом валяются лыжи. Выхватываю пистолет из кобуры, хочу выстрелить хочу выстрелить в этот шевелящийся, злобно урчащий клубок, но Лужин орёт мне на ухо.
- Не стреляй туда, в лампу можешь попасть. Когда не нужно всегда в десятку попадёшь.
Мы стреляем в воздух, но волки даже морд от своего кровавого угощения не подняли.
- Так ничего не получится, - сжимает кулаки Лужин. - Стреляем, лейтенант, только самым крайним. По задницам их.
Мы стреляем. Два хищника завизжали, заскулили и отползли от стаи, оставляя алый след на ослепительно белом снегу, но остальные разбойники на раненых ноль внимания, жрут человечину почем зря!
- Сколько осталось?! - орёт Лужин.
- Десять!
- Десять?! - метеоролог берет винтовку наперевес и прыгает с обрыва.
Мы врезаемся в волчью стаю: Лужин колет штыком, бьёт прикладом, я рукояткой пистолета съездил по оскаленной кровавой пасти и услышал хруст ломающегося клыка.
- Лампу ищи! - слышу хрип метеоролога, пронзающего штыком еще одну злобную тварь.
Я отмахиваюсь от очередной пасти, одарив её металлической рукояткой пистолета, потом стреляю в грудь еще одного хищника.
- Ищи! - орет Лужин, и я вижу, как зубы серого чудовища вонзились ему в плечо.
Стреляю в волка и опять слышу захлёбывающийся крик Ивана Федоровича.
- Ищи!
Я выдергиваю из снега серую окровавленную тряпку с ошметками мяса и начинаю торопливо ощупывать её.
- Есть!
И тут вижу серую тень, метнувшуюся ко мне. Выстрел! Скулящая тварь падает к моим ногам.
- Беги! - слышу захлебывающийся крик Лужина.
Я бегу к снежному отвесу. Разгребаю снег, хватаюсь за обнаженные корни и лезу, лезу, лезу....
Когда я подбежал к маяку, нужного срока оставалась минута. Ставлю лампу на место и запускаю маяк! Сердце стучит так, что оглохнуть можно. Ну! Ну...
Маяк подмигнул мне всеми огнями своих внутренностей и заработал в штатном режиме. Пошла путеводная нить навстречу летящим над белым безмолвием самолетам.
Убедившись, что маяк работает нормально бегу опять к оврагу! Но поздно: свалили серые твари Лужина и уж по снегу тащат его окровавленные кишки.
Я стреляю по волкам, пока не кончаются патроны, потом сажусь на снег и плачу. Слезу превращаются в лёд на моих щеках.
А где-то далеко летят самолеты, ориентируясь на сигналы моего маяка, значит всё в порядке...