Путеводная нить (СИ)

- И кто это? - я делаю знак рукой Земскому, чтоб подождал с выстрелом, нет у меня стопроцентной уверенности в виновности метеоролога, только на девяносто девять я уверен, а мне сейчас нужно сто. - Земсков не мог Бахова убить, да еще и эмблему под труп подбросить, я в этом уверен...

- А я и не говорю про Земскова, - хрипит метеоролог. - Во-первых, это мог сделать ты...

- Я?!

- Ты, ты... Ты откуда узнал, что охотник убит?

- Мне сказал Бахов, и я сразу побежал...

- Вот именно, - бьёт Лужин себя ладонью по колену. - Никто не видел, как вы с Баховым расстались. А тебе, предположим, нужно сорвать сегодняшнюю акцию, вот ты перед нами комедь и разыгрываешь...

- Ты, сволочь, - задыхаюсь я от обиды на такое нелепое обвинение и целюсь в лоб метеоролога из пистолета.

- Подожди, - хрипит Лужин. - это еще не всё... Есть и другой человек, который мог эмблему подбросить...

- Кто?

- Марьяна. Что же ты её в расчет не берешь? Она ж нам врала, что пришла в избушку охотника прямо из тайги, а ты вспомни её лицо...

- Лицо?

- Да! Чистые, без инея, ресницы, легкий румянец. Было бы у неё такое лицо, если б она несколько часов шла в такой мороз по тайге? Да никогда!

- Ты на кого стрелки переводишь, вошь фашистская?! - заорал Земсков, передергивая затвор.

Злой лязг металла, громкий хлопок выстрела и пронзительный визг Марьяны. Всё это сливается в одно мгновение и голова моя идёт кругом. Я поднимаю дрожащей рукой пистолет и целю в убийцу. И он целит в меня.

- За что ты его?

- Тихо, лейтенант, тихо, - успокаивает меня Лужин, призывая жестом положить пистолет на стол. - Мы с тобой в одной лодке. Я сотрудник НКВД и больше тебя заинтересован, чтобы маяк заработал. Меня тоже по головке не погладят. А этого я пристрелил, только из крайней необходимости, если б не я его, то он бы меня... Раскусил я его и он хотел меня на месте порешить. Он же тоже нам врал вовсю: выстрел он услышал. За глухо закрытой дверью да при работающем генераторе. Врал же... И его упорство на версии самоубийства Степана, тоже подозрительное. Когда же он понял, что мы в самоубийство не поверили, побежал на Бахова стрелки переводить... Земсков всё э то сотворил. А где лампа, мы сейчас вон у неё узнаем... Она заодно с ним... Она ж у него сидела, больше негде.

Лужин подходит к дрожащей Марьяне, смотрит ей прямо в глаз и говорит ей негромким, но твердым голосом. И куда вся его вся былая интеллигентность подевалась?

- Рассказывай.

- Случайно я его, случайно, - залилась слезами испуганная красавица.

- Кого?

- Степана, мужа моего. Он меня спас, а я его... Наша деревня сгорела, мы в лесу жили, потом родители умерли. Я тоже на последнем издыхании была, когда меня Степан подобрал. Сперва так я с ним ходила, после стали жить, как муж и жена... А потом я Федю увидела. - Марьяна посмотрела на убитого старшину и завыла, но Лужин резко тряхнул её за плечи.

- Дальше

- Мы стали встречать с Федей. Я подмешивала в чай Степану сонную траву и ночью бежала к любимому. Но Степан хитрый, догадываться стал. Ночью, когда мы пришли из тайги, я без всякой задней мысли сказала, мол, сейчас печку натопим, чай будем пить. А он после этих слов, так взбеленился, что с ножом на меня бросился... У меня ружьё под рукой... Сама не помню, как выстрелила... Опомнилась и сразу к Феде побежала. А тут еще, как на грех, сержант ваш. У Степана настойка есть на корнях целебная по мужскому делу, так этот сержант к моему мужу и повадился... Видно, что-то не так у него было... Я от сержанта за стожок спряталась... А потом к Феде побежала. Он велел сидеть тихо в его избе и ждать. Что же мне теперь делать-то? Ох-ох-ох...

- Потом чего? - опять подступил к Марьяне Лужин.

- Потом Федя прибежал, - продолжает дрожащим голосом женщина, - дал мне железочку эту, велел её под Степана бросить и подольше вас в избушке задержать. Я и пошла...

- А лампа где? - теперь уже ору я, не в силах выносить этой болтовни.

- Какая лампа? - затравленно глядит на меня Марьяна. - Не знаю я никакой лампы...

- Дура! - бью я кулаком по столу так сильно, что слезы в глазах от боли.

- Остынь, лейтенант, - командует Лужин, кивая на труп Земскова. - Обыщи его.

В одежде старшины ламп нет. Нет и никаких осколков стекла. Остается чуть больше получаса.

- Пошли в его избу, - вновь берет бразды правления в свои руки Лужин. - Там всё обыщем.

На улице зло лают собаки. Все семь срывают глотки до хрипоты. В избе старшины тоже ничего. Лужин всё выспрашивает у Марьяны, об их встрече здесь с Земсковым, а я ищу, зло, расшвыривая всё, что попадается под руку. Еще десять минут, как корова языком. Я хватаю, стоящий в углу лом и начинаю отдирать половицы.

- Стой, - останавливает мои потуги Иван Федорович. - Давай подумаем сперва.

- Некогда думать! - срываюсь я и бью остриём лома в щель между половицами. - Двадцать минут осталось!

Половицы трещат, но с первого раза не поддаются. Бью еще раз!

- Хватит! - уже орёт на меня Лужин. - Не бесись! Нет здесь лампы!

- А где же она?!