Путеводная звезда II. Солнечный ключ

Вздернутый носик безо всякой пудры приобрел столь желанный Эммой молочно-белый оттенок. Стая воронья темной тучей взлетела с новенького плетня, где каждые двенадцать шагов шест украшала обезглавленное чучело с общипанными перьями. Прямо-таки белое, черное и красное, три магических цвета в ряд.

Пожалуй, он не станет приказывать кучеру снять птиц. Пусть чудище вспомнит полузабытый привкус. Порой ничто так не движет к победе, как жажда крови. И сестра права, пора ускорить охоту.

***

Работа нашлась всем. Даже неженке-принцу доверили толочь в ступе какие-то коренья, больше похожие на сморщенные паучьи лапки. Ханна перебирала травы, Бересклет успел-таки пристроиться ей помогать. А вот Коори маг перехватил первым, поручив ему «самую опасную и ответственную часть работы».

– Ну и куда запропастилась Гунни? – со скучающим видом фейри одним взглядом заставлял корень мандрагоры распадаться тончайшей стружкой. – Отлынивает?

– Полетела на разведку во дворец, – за несколько часов работы пальцы Ханны насквозь пропахли травами, даже сквозь кожаные перчатки. Для Берра же отрывать от стебля листья с высохшими бутонами было сродни препарировать мумию жабы.

– Господин маг, а вы светлый волшебник или темный?

Все как по команде взглянули на Фафнира. А тот ничем не показал, что вопрос застал его врасплох. Правда, стал чуть медленнее помешивать кипящее варево в котелке.

– Я-то? Наверное, где-то посередине, – наконец признался он. И тут же принялся копаться в бесчисленных мешочках и пакетах. – Проклятье! Где же тут барсучий жир?

– Даже не думай! – прикрикнула на него Бузина. Маленький барсучишка, очень не к месту вздумавший полакомиться оставшимися после обеда блинами, живо юркнул под отороченные зеленым кружевом юбки. И без того широкая материя разрослась травяным ворсом, словно желая прикрыть собой всех снующих по земле обитателей.

Фафнир с досадой крякнул.

– Вот незадача… жалко что ли, для старого друга? Ладно, ладно, молчу! Придется-таки размять кости.

Все маги умеют перевоплощаться – об этом ей по секрету сообщили фейри. Секрет Полишинеля – кажется, так презрительно отозвался об их разговоре принц, чем заслужил ослиные уши на весь вечер. И все-таки, в свое время Ханна ни разу не заподозрила, что Марна тоже владела этим даром. Может, та перевоплощалась по ночам? Интересно, в кого превращалась она: в сороку или ворону? Может быть, в сову, чье предостерегающее уханье до сих пор частенько раздается в ночной тиши?

Притвориться курицей старику в прошлый раз удалось намного быстрее. На сей раз он так долго кряхтел, охал и приседал на корточки, что Коори исчерпал весь запас шуточек, а Грёнхен, не выдержав, запустила в мага чайным блюдцем и пригрозила трухлявым проклятьем до конца дней.

– Видал? Помогло, – Берр с опаской проводил взглядом удаляющегося ворона и поправил на всякий случай шляпу. – Мог бы догадаться и приготовить для дамы настойку от мигрени. Спорю, она бы это зелье в два счета приготовила.

– Ой, и не говори, – Орешник с досадой потер раскрасневшиеся глаза. – Хотя, для такой черной магии… Скорее всего, побрезгует. И где старик столько мандрагоры откопал? Со всего света, что ли, собрал?

– То-то Гарн сбежал, даже на ужин не остался, – Ханна вытерла со лба пот. Странно. В конце лета – и вдруг такая жара.

– Засуха. Мне птички нашептали, по всему лесу деревья сохнут. Странно еще, что до нас не добралась. Еще вроде какие-то слухи ходят о чудище – точно не расслышал, лень было.

– Про чудище – лень? – поразилась Ханна, а Бересклет звонко щелкнул собрата по кончику длинного носа.

– Не мог догадаться, что Ханне будет интересно?

– Да какие там чудища? – возмущенно привстал Орешник, и неочищенные корни живо вскочили, неуклюже поскакав в траву на своих коротких ножках. – Наши тролли живо чужака сожрут и не подавятся!

Так-то оно так, но… Что-то в лесу было неладно. И Бузина жалела, что так некстати разболелась голова и она не может поговорить с соседями. Чаинки в ее стакане упорно предсказывали скорые перемены и покой. Оставалось надеяться, что не вечный.

Серебряные пуговицы

Карета, разбудившая ее поутру, громыхала по брусчатке как Торова колесница. И да, заскрежетать зубами ей захотелось не меньше2, особенно когда она увидела, кто выходит из обитых иссиня-черной кожей недр, раздутых, словно на рессорах и впрямь покачивалась родственница сказочной тыквы.

Кузен изменился, прибавил в весе. На носу красовалось модное по тем временам золоченое пенсне. Обтянутый атласным жилетом живот напоминал желейный пудинг, а шитый серебром и жемчугом камзол смотрелся богаче, чем ее парадное платье. Впрочем, Эрланд всегда имел слабость к женским нарядам и, говорят, даже спал в кружевной сорочке с розами.

– Дорогой кузен! – Агнетта покорно дала расцеловать себя в обе щеки, а затем украдкой стерла со щеки следы вишневой помады. – Как вы расцвели за границей! Поездка явно пошла вам на пользу.