Однако есть и удивляющие лакуны. Монтень неоднократно ссылается в своих «Опытах» на Торквато Тассо и цитирует его стихи, почитая поэта чуть ли не гением, однако в своем «Дневнике» он ни словом не обмолвился о своем визите к нему (хотя из «Опытов» известно, что они виделись, есть даже не одна картина на этот сюжет). Почему же тогда он об этом не упоминает? Тассо, правда, был тогда душевно болен и содержался в лечебнице, но посетителям видеться с ним не препятствовали. Загадка. Думается, что виной тут была именно слишком большая острота и непосредственность впечатления. При виде гениального поэта в столь плачевном состоянии Монтень наверняка был так поражен и удручен этим гнетущим зрелищем, что даже отказался его описывать. И смог пересказать эпизод, лишь когда яркость картины несколько поблекла и ослабела: по возвращении из путешествия сделал вставку во второе издание «Опытов» (в гл. XII 2-го тома), которая недвусмысленно подтверждает, что он все-таки встречался с поэтом, находившимся тогда в приюте для умалишенных. Вот ее неполный текст: «…какой внезапный оборот вдруг приняло жизнерадостное одушевление у одного из самых одаренных, вдохновенных и проникнутых чистейшей античной поэзией людей, у того великого итальянского поэта, подобного которому мир давно не видывал? Не обязан ли был он своим безумием той живости, которая для него стала смертоносной, той зоркости, которая его ослепила, тому напряженному и страстному влечению к истине, которое лишило его разума, той упорной и неутолимой жажде знаний, которая довела его до слабоумия, той редкостной способности к глубоким чувствам, которая опустошила его душу и сразила его ум? Я ощутил скорее горечь, чем сострадание,
Кстати, ни в одном из примечаний к нашим изданиям «Опытов» нет упоминания об их связи с «Путевым дневником».
Несмотря на то что «Дневник» не предназначался автором к печати (а может быть, как раз поэтому), он буквально переполнен меткими наблюдениями, сделанными как бы «навскидку», по первому впечатлению, которые позднее претворились в ткань третьего тома его «Опытов», написанного и изданного уже после путешествия. Ватиканская библиотека – лишь один из примеров этого. Среди книг Монтень был в своей стихии, и хотя его отчет – это всего лишь не претендующие на стилистическое совершенство рабочие заметки, в них уже вполне узнаваем его «фирменный» афористичный стиль: «В то же время отсюда уезжал наш посол, так толком и не повидав ее, и жаловался, что… не получил возможности увидеть этого рукописного Сенеку, чего он бесконечно желал. Меня же тут влекла фортуна, хотя я, основываясь на его свидетельстве, почитал сие предприятие безнадежным. Все дела, недоступные для других, становятся легки на обходном пути. У случая и своевременности имеются свои исключительные права, и они нередко предоставляют народу то, в чем отказывают королям. Любопытство подчас мешает само себе, и так же бывает с величием и могуществом».