Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию

Мы там видели многих ученых мужей, таких как Гринеус, и того, кто написал Theatrum, и сказанного медика [Платеруса], и Франсуа Отмана[103]. Двое этих последних приходили ужинать с господами на следующий день после их прибытия. Г-н де Монтень нашел, что они не слишком согласны в своей религии, судя по [разным][104] ответам, которые он от них получил: одни называли себя цвинглианцами, другие кальвинистами, а третьи мартинистами[105]; и все же он уразумел, что многие до сих пор хранят римскую религию в своем сердце. Они и причастие получают по-разному: обычно прямо через рот; однако некоторые протягивают за ним руку, а их министры[106] не осмеливаются задевать струну этих различий в религиозных практиках. Внутри их церкви имеют тот вид, о котором я уже говорил выше. Снаружи полно изображений и нетронутых старинных могил с надгробными камнями для душ умерших. Органы, колокола и кресты на колокольнях и всякого рода изображения в витражах сохранились в целости, равно как и скамьи и сиденья хора[107]. Они ставят крестильную купель на то место, где прежде был главный алтарь, а во главе нефа возводят другой алтарь, для причащения; базельский очень красив. Церковь картезианцев, очень красивое здание, сохранена и на диво хорошо содержится; там уцелели и украшения, и прочая обстановка, на что они приводят довод: дескать, это чтобы засвидетельствовать свою верность, поскольку обязаны к этому верой, которой в свое время дали свое согласие. Местный епископ, который очень сильно им враждебен, находится вне города, в своем диоцезе, и поддерживает в прежней вере большую часть остальных жителей, живущих в деревне, и получает более пятидесяти тысяч ливров от города, продлевая существование епископального податного округа.

Многие жаловались г-ну де Монтеню на женское распутство и пьянство обывателей. Мы там видели, как вырезают пупочную грыжу у маленького ребенка одного бедняка, с которым хирург очень сурово обошелся. Еще видели на берегу реки прекрасную публичную библиотеку в прекрасном состоянии. Мы пробыли там весь следующий день, а назавтра после этого пообедали и пустились в путь вдоль Рейна. Проехав примерно два лье, оставили его по левую руку и дальше следовали по весьма плодородной и довольно ровной местности.

У них тут имеется бесконечное изобилие источников по всей области; нет ни деревни, ни перекрестка, где не оказалось бы одного, и очень красивого. Они говорят, что в Базеле, если посчитать, их найдется более трехсот. Они тут так привыкли к галереям[108], даже в Лотарингии, что во всех домах делают между окнами верхних комнат двери, выходящие на улицу, чтобы со временем пристроить там галерею. По всей этой области после Эпиналя нет ни одного самого маленького деревенского домика, который не был бы остеклен, а хорошие жилища там и внутри и снаружи очень украшает отлично прилаженное и обработанное разными способами стекло[109]. У них тут изобилие железа и хороших ремесленников, работающих с этим материалом: в этом они намного нас превосходят; кроме того, тут не найдется столь малой церкви, чтобы в ней не оказалось часов и великолепного циферблата. Они также превосходны в черепичном промысле, так что кровли их домов весьма красивы из-за разноцветной поливной черепицы и прочих украшений; плиточные полы в комнатах тоже хороши, но нет ничего изысканнее, чем их печки, а ведь это всего лишь гончарные изделия. Они часто используют пихту, и у них тут немало очень хороших умельцев в плотницком рукомесле, поскольку их деревянная посуда вся резная и по большей части расписана и вылощена. Печи у них роскошные, то бишь те, что в общих залах для трапез. В каждом зале, который, впрочем, очень хорошо меблирован, обычно имеется пять-шесть столов со скамьями, где все гости обедают вместе, каждая группа за своим столом. В мельчайших гостиницах имеются два-три таких зала, очень красивых. И во всех хватает богато остекленных окон; хотя похоже, что они больше заботятся о своих обедах, чем о постояльцах, поскольку комнаты довольно убогие. Нигде нет занавесей на постелях; всегда в одной комнате три-четыре кровати притиснуты одна к другой; никакого камина, обогреваться приходится только всем вместе, у печек, поскольку в других местах об огне нет и помину; а когда кто-нибудь заходит к ним на кухню, они принимают это весьма дурно. В обслуживании комнат они очень нечистоплотны: ибо блажен тот, кто может получить чистое постельное белье, а на изголовье по их обычаю никогда нет покрывала, и нет никакого другого покрытия, кроме весьма грязной перины. Тем не менее готовят они превосходно, особенно рыбу. У них нет никакой защиты ни от вечерней росы, ни от ветра, кроме простого стекла, не прикрытого деревянными ставнями; но окон в их домах хватает; и чисто везде – и в их печках, и в комнатах; однако стекла они ставнями совсем не закрывают, даже на ночь.