Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию

Вода в купальнях источает серный запах, как в Эг-Коде и других местах. Она в меру горячая, как в Барботане или Эг-Коде, и по этой причине купания тут весьма мягкие и приятные[114]. Буде кто захочет со всем уважением и тактичностью привести сюда дам, пожелавших принять ванну, то он вполне может это сделать, потому что дамы тоже могут уединиться в купальне, которая выглядит очень богатым покоем – он светлый, остекленный, весь вокруг облицован расписными филенками и очень аккуратно обшит досками: возле всех сидений имеются маленькие столики, чтобы читать или играть, если хочется, будучи в купальне. Тот, кто принимает ванну, наливает и использует столько воды, сколько ему потребно, и имеются соседние комнаты, где у каждой своя купальня, и красивые променады[115] для гуляния вдоль реки, помимо всяких искусно сработанных балконов. Эти купальни устроены в небольшой лощине, над которой господствуют склоны высоких, но тем не менее в большинстве своем плодородных и возделанных гор[116]. Для питья здешняя вода кажется немного увядшей и невкусной, будто многократно перелитой из сосуда в сосуд, а что касается ее вкуса, то она отдает серой и в ней есть какая-то непонятная солоноватость, которая словно пощипывает язык. Местные используют ее в основном для купаний, во время которых ставят себе банки и отворяют кровь, да так обильно, что две общественные купальни, куда я заглянул, порой казались наполненными чистой кровью. Те, что привыкли пить, выпивают самое большее стакан-другой. Они останавливаются здесь обычно на пять-шесть недель и почти в течение всего лета навещают друг друга. Ни в какой другой нации нет такой взаимопомощи, как в немецкой (или гораздо меньше), но они приезжают сюда довольно большими толпами. Так издревле повелось, об этом обычае упоминал еще Тацит[117]. Он [то есть г-н де Монтень] пытался отыскать коренной источник и не мог ничего понять, но казалось, что они все тут расположены весьма низко, почти на уровне реки. Вода в ней не такая чистая, как в других, которые мы видели прежде, и туда стекаются воды из других жил, помельче, совсем незначительных. В ней нет тех крошечных искорок, которые поблескивают в других сернистых водах, когда наливаешь их в стакан, в Спа, например, по словам г-на Мальдоната.

На следующий день после нашего приезда, в понедельник утром, г-н де Монтень выпил семь маленьких стаканчиков, что равнялось большой бутылке из дома[118]; на следующий день – пять больших стаканов, которые равнялись десяти маленьким и могли составить пинту. В тот же вторник, в девять часов утра, пока другие завтракали, он пошел в купальню, а выйдя оттуда и перебравшись в постель, весьма сильно потел. Это прекратилось только через полчаса, поскольку местные, хоть и проводят в купальнях весь день за игрой или питьем, но сидят в воде только по пояс, а он лежал в своей купели, погрузившись по шею[119].

И в этот день с вод уехал некий швейцарский сеньор, весьма хорошо служивший нашей короне, который весь предыдущий день весьма долго занимал г-на де Монтеня беседой о делах Швейцарского государства и показал ему письмо, которое посол Франции, сын председателя Арлé, написал ему из Солёра, где сейчас находится, рекомендуя послужить королю во время его отсутствия, поскольку королева попросила его встретиться с ним в Лионе и воспрепятствовать планам Испании и Савойи[120]. Недавно скончавшийся герцог Савойский заключил год или два назад союз с некоторыми кантонами, чему король открыто воспротивился, ссылаясь на то, что они, будучи связаны с ним обязательствами, не могут брать на себя никаких новых обязательств без учета его интересов[121]; некоторые из кантонов оценили эти доводы, в том числе и при посредстве сказанного швейцарского сеньора, и отказались от этого союза. В самом деле, имя короля во всех этих областях встречают с глубоким почтением и дружбой, а нам расточают всевозможные любезности. Испанцам здесь не по себе. Поезд этого швейцарца состоял из четырех человек на лошадях. На одной ехал его сын, уже получавший, как и его отец, пенсию от короля, на другой слуга; еще высокая и красивая девица на третьей, накрытой суконным чепраком и с подножкой на французский лад[122], с чемоданом на крупе и шляпной вешалкой на ленчике седла, без какой-либо дамы при ней; и однако им оставалось еще два полных дня до собственного дома, находившегося в городе, который сказанный сеньор возглавляет – это уже пожилой человек, ехавший на четвертой.