Путевой дневник

Когда Эйнштейн приплыл в Порт-Саид во второй раз, уже на пути в Европу из Восточной Азии, его реакция была уже не двуликой, а категорически негативной: «Город этот – настоящее место встречи иностранцев с соответствующим сбродом». Слово «сброд» (в немецком слово Gesindel также имеет значение «вредитель») можно расценить как явное проявление ксенофобии.

Эйнштейн об индийцах и сингалах

Доступные источники не дают нам информации о том, каковы были представления Эйнштейна об индийцах до его путешествия в Восточную Азию. Проведя двадцать дней в море, он встретил их в Коломбо. По нужному адресу их доставили рикши, и ученый записал, что ему было стыдно оказаться «участником такого неслыханного обращения с людьми». При этом он чувствовал свою беспомощность: «Ведь эти нищие с внешностью королей целым роем следуют за каждым иностранцем, пока тот не сдастся. Они знают, как упрашивать и молить до тех пор, пока сердце человека не дрогнет». Эти слова указывают на его веру в свергнутую аристократию. Говоря о существовании нищих на городских улицах, он называет это «примитивной жизнью» – выражение явно пренебрежительное. Он также верит, что «климат мешает им думать о прошлом или будущем более длительном, чем четверть часа» – высказывание, которое ясно показывает и географический детерминизм Эйнштейна, и его убежденность в том, что индийцы интеллектуально неполноценны. Он лаконично отмечает, что местные «живут в чрезвычайной грязи и сильной вони, прямо на земле», и полагает, что им много не нужно: они «делают мало и нуждаются в малом. Простой экономический цикл жизни». Он считает, что их стесненные условия «лишают индивидуума хоть сколько-нибудь достойного существования». Он ставит их в пример шумным левантийцам, которых видел в Порт-Саиде: «Ни грубости, ни рыночного гама, только плывут по течению, спокойно, снисходительно, и даже не без некоторого легкомыслия». То, что он считает стоицизмом индийцев, предопределено географически: «Разве не стали бы мы в этом климате такими же, как индийцы?»⁷⁷ Это показывает двойственность его отношения к местному народу: он в известной степени сочувствует их тяжелой доле, но при этом относится критически к тому, чем они стали из-за всех своих лишений.

На обратном пути Эйнштейн вновь посещает Коломбо. На этот раз описания Эйнштейна категорически негативны. Он подчеркивает назойливость местных жителей. Один из рикшей «был совершенно голый, примитивный человек». Он пишет, вернувшись после краткой однодневной поездки обратно в Коломбо: «Рикши-кули набросились на нас»⁷⁸. Как мы видим, здесь европейская культура Эйнштейна символически вновь была атакована. К тому же слова «примитивный» и «кули» указывают на его чувство превосходства.

Эйнштейн о Китае и китайцах

В отличие от ситуации с источниками, которые касаются отношения Эйнштейна к индийцам до путешествия, у нас есть несколько примеров того, как он высказывался тогда о китайцах. Любопытно, что в течение практически одного месяца Эйнштейн отозвался о китайцах два раза: один раз исключительно хорошо, а второй раз довольно негативно. В одном из первых своих комментариев насчет своего интереса к еврейскому вопросу и деятельности сионистов в Палестине он отметил в марте 1919 года: «Меня чрезвычайно радует появление еврейского государства в Палестине. Мне кажется, наше племя действительно более симпатичное (или, по крайней мере, менее жестокое), чем эти ужасные европейцы. Возможно, ситуация только улучшится, если останутся одни китайцы, а они называют всех европейцев одним собирательным словом: бандиты⁷⁹.

Однако в следующем месяце он пишет своему другу Эмилю Зюрхеру в Цюрихе о России, которую грабят «лидеры воровских банд». По мнению Эйнштейна «эти банды в основном состоят из китайцев. Хорошенькие же перспективы и для нас тоже!»⁸⁰. В этом можно увидеть опасение, что китайцы могут затем захватить Европу.

В конце 1919 года следует еще одно заявление о китайцах: «Мой друг [Мишель] Бессо возвращается в Патентное бюро. Бедняга слишком отдаляется от животных – сплошные представления и никакой воли, просто воплощенный идеал Будды. Я это особенно хорошо понял позавчера вечером, когда провел время с несколькими утонченными китайцами. Они не знают, что такое наша одержимость целью и практичностью. Тем хуже для них и для Китайской Стены!»⁸¹ Это интересное, но довольно двусмысленное предложение. С одной стороны, Эйнштейн, кажется, восхищается положительными результатами буддистского отношения к жизни. С другой стороны, не похоже, что он верит в уместность такого отношения на Западе, и, кажется, он подразумевает, что отсутствие целей и практичности в конце концов приведет к упадку этой цивилизации.

Через несколько недель после его первой встречи с жителями Востока в Леванте Эйнштейн приехал в Сингапур, где увидел совершенно другой тип азиата.