За зеленой хвоей елиМесяц тихо прячет лик,В нашей комнате мерцаетДогорающий ночник.Только звезды голубыеСветят ярче в поздний час,И пылает алый ротик,И она ведет рассказ:«Эти крошки — домовыеПоедают нашу снедь,Накануне полон ящик,Поутру — пустая клеть.Эти крошки слижут ночьюНаши сливки с молока,А остатки выпьет кошкаИз открытого горшка.Да и кошка наша — ведьма:Ночью вылезет на дворИ гуляет в дождь и вьюгуПо развалинам средь гор.Там стоял когда-то замок,В пышных залах яркий свет,Дамы, рыцари и свитаТанцевали менуэт.Но однажды злая феяНашептала злобных слов,И теперь среди развалинГнезда филинов и сов.Впрочем, тетка говорила:Стоит только слово знатьИ его в урочном местеИ в урочный час сказать, —И опять из тех развалинСтены гордые взойдут,Дамы, рыцари и свитаТанцевать опять начнут;Тот, кто скажет слово, станетОбладателем всего,Звуки трубные прославятСветлость юную его».Так цветут волшебной сказкойАлых губок лепестки,И сверкают в глазках-звездахГолубые огоньки.Нижет кудри мне на пальцыИ дает им имена,И смеется и целует,И смолкает вдруг она.И с таким приветом тихимСмотрит комната на нас;Этот стол и шкаф как будтоЯ уж видел много раз.Мирно маятник болтает,Струны цитры на стенеЕле слышно зазвенели,И сижу я как во сне.«Вот урочный час и место,Вот, пора когда сказать.Ты, малютка, удивишься,Как я слово мог узнать.Лишь скажу — и ночь поблекнет,Не дождавшись до утра,Зашумят ручьи и ели,Вздрогнет старая гора.Из ущелья понесутсяЗвуки, полные чудес,Запестреет, как весною,Из цветов веселый лес,Листья, странные, как в сказке,Небывалые цветыПолны чар благоуханьяИ пьянящей пестроты.Розы красные, как пламя,Загорятся здесь и там,И колонны белых лилийВознесутся к небесам.Звезды крупные, как солнца,Запылают над землей,В чащи лилий исполинскихСвет вливая голубой.Мы с тобой, моя малютка,Всех изменимся сильней;Окружат нас шелк и бархат,Вспыхнет золото огней.Ты принцессой станешь гордой,Замком сделается дом, —Дамы, рыцари и свитаПляшут весело кругом.Все мое — и ты, и замок —В этом сказочном краю,Славят трубы и литаврыСветлость юную мою!»Взошло солнце. Туманы рассеялись, как призраки при третьем крике петуха. Я снова стал взбираться на горы и спускаться с гор, а передо мною плыло прекрасное солнце, освещая все новые и новые красоты. Дух гор был ко мне явно благосклонен; он, верно, знал, что наш брат поэт может порассказать много хорошего, и в это утро он дал мне увидеть свой Гарц, каким его видел, конечно, не всякий. Но и меня увидел Гарц, каким меня немногие видели: на ресницах моих дрожали жемчужины, столь же драгоценные, как те, что переливались среди трав долины. Утренняя роса любви увлажняла мои щеки, шумящие ели понимали меня, разводя свои ветви и качая ими вверх и вниз, подобно немым, выражающим радость движениями рук, а вдали что-то звучало чудесно и таинственно, будто колокол затерянной в лесу церкви. Говорят, это колокольчики стад, издающие в Гарце такие нежные, ясные и чистые звуки.