Путевые заметки

* * *

Сочинение Симеона написано на среднеармянском языке. Это не классический среднеармянский язык, а живая разговорная речь XVII в., насыщенная простонародными выражениями, а также турецкими, арабскими и персидскими словами. Лишь в некоторых главах язык «Путевых заметок» близок к классическому и изобилует цитатами из Ветхого и Нового заветов, а описание выдержано в торжественно приподнятом тоне. Иногда Симеон прибегает даже к преувеличенному, экзальтированному выражению своих чувств, особенно при описании святых мест. Однако эта экзальтация — лишь форма, сквозь которую очень часто прорываются подлинные чувства Симеона, не восторженного, экзальтированного паломника, а живого, любознательного человека, которому, например, было смертельно скучно в Иерусалиме среди всяческих святынь и который искренне обрадовался приходу паломников, так как они внесли разнообразие в повседневную скуку этого города.

Столь же преувеличенную манеру описания следует отметить и в обрисовке им достоинств и недостатков отдельных народов (см., например, «похвалу франкам», описание феллахов или гневные филиппики против армян).

Изложение Симеона не всегда последовательно. Повествуя о чем-нибудь, он может неожиданно перейти и к предмету, не имеющему к его рассказу никакого отношения. Рассказывая, например, как в Египте очищают питьевую воду, он вдруг вставляет без видимой связи: «Там очень жарко и много блох; из земли изготовляют красивые кувшины» (стр. 171).

Стиль его порой несколько примитивен. Описывая какой-нибудь отрезок своего путешествия, он монотонно повторяет: «оттуда мы поехали.. и оттуда мы поехали...» и т. д. Замечается некоторое однообразие и в выборе сравнений. Так, при оценке произведений искусства Симеон предпочитает сравнение «как живой» или, подчеркивая их красоту, пишет: «Нужна тысяча глаз, чтобы смотреть и наслаждаться красотою искусства!» Эту некоторую примитивность, однообразие мы сохранили и в русском переводе.

В целом языку Симеона свойственна образность, а сравнения его метки. Благодаря этому «Путевые заметки» читаются легко, с интересом.

Перевод «Путевых заметок» на русский язык был сопряжен с трудностями, почти неизбежными при переводе памятников подобного рода. В частности, особенно большую сложность представляли заимствования из турецкого, арабского и персидского языков. В некоторых случаях, когда смысл текста был особенно «темным», мы были вынуждены давать дословный перевод.

В «Путевых заметках» имеются три стихотворения-«плача» Симеона, не отличающиеся особыми художественными достоинствами. Мы дали их почти подстрочный перевод, стараясь по возможности сохранить и рифму.

При переводе «Путевых заметок» нами были опущены глава «Восхваление святых мест», не представляющая интереса по своему содержанию, небольшой отрывок из главы «Симеон в Замостье, 1620—1624 гг.», содержащий одни лишь цитаты из Библии, а также «Памятные записи», опубликованные в качестве приложения к армянскому тексту «Путевых заметок».

В тексте перевода в прямые скобки заключены слова, которых нет в армянском тексте, но которые подразумеваются по смыслу, а в круглые — пояснительные слова. Слова, объясненные в терминологическом словаре, даются курсивом. Географические названия сохранены в той же форме, что и у Симеона. В переводе мы оставили рубрикацию, которую предложил издатель армянского текста «Путевых заметок» Н. Акинян.

К переводу прилагаются комментарии, терминологический словарь, а также указатели. Дается также указатель литературы, которая была использована нами при составлении комментариев.

В заключение считаем долгом выразить искреннюю признательность старшему научному сотруднику Матенадарана Г. Абгаряну, к которому неоднократно мы обращались за советом, а также научному сотруднику Института общественных наук Академии Наук УССР во Львове Я. Р. Дашкевичу, любезно просмотревшему главу «Пожар во Львове 1623 года» и снабдившему ее своими примечаниями.

М. О. Дарбинян

ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ

1. ВВЕДЕНИЕ

Я, сын Мартироса по имени Симеон, грешный и недостойный, безмерно отягченный грехами, зловредный и нечестивый раб в велениях Господа бога моего, а также самый последний, низший и жалкий среди всех [церковных] чинов, именуемый дпиром, что есть четвертый чин, но делом своим далекий и чуждый. Родители мои родом из богохранимого и опекаемого Господом приморского города Кафы в стране гуннов[12]; удалившись [оттуда], они поселились в стране христиан, во вновь построенном городке Замостье в области русов[13], которой ныне владеют поляки. Покинув нас, пришлецов, сами они переселились в потустороннюю жизнь, к Христу – упованию всех.