Он пришел ночью, когда я что-то покупал в привокзальном павильоне. Сначала, с шипением выставив витрину, в соседней забегаловке вспыхнул пожар. Опять кричали люди, примчалась пожарная машина. Я замер за прилавком, опустив пакет с покупками, а тянущая боль отозвалась в раненом плече. Медленно вышел на улицу, осматриваясь. Знаете, в языках пламени того пожара мне до сих пор видится его лицо.
— Я вернулся, как и обещал, Киоши Мацусиро.
Голос раздался сверху и сзади, а я, бросая пакет, отскочил от павильона. Поддерживаемый Красными, он висел в воздухе, скрестив руки на груди, метрах в пяти над землей. Завопив от ужаса, в сторону шарахнулась молодая парочка, входящая в лавку. Тут же наружу выглянул продавец. Заорал матом, побелев, как мел, и бросился за прилавок — на этот раз Охотник действительно материализовал перед людскими взорами свой облик. Да, тогда я позавидовал ему — человеческое тело весьма обременительная вещь, и я бы дорого дал в тот момент, чтобы быстро избавиться от своего…
Я пригнулся, разминая мышцы и ожидая неизбежной драки, но он медлил.
— Хочу надеяться, ты принял правильное решение, — Охотник опустился к земле, а тяжелые полы его плаща захлопали на усиливающемся ветру. — Теперь отдай.
И он протянул ко мне когтистую руку.
— Никогда, — я отступил назад, готовя защиту.
— Жаль, — пожал плечами он, окончательно опускаясь на землю и направляясь ко мне.
Это вновь не было дракой — я лишь уходил от его атак, успевая поражаться их стремительности и силе. Он попытался спеленать мои ноги, но я отпрыгнул, обрубая его Нити прозрачной полусферой. Охотник улыбался.
Присев, он откинул для замаха левую руку и внезапно, вынув из-за спины короткую Красную с Черными шарами на концах, метнул мне в грудь. Так сильно, что от рывка его развернуло на месте, окутав плащом. Я увернулся, почти порвав собственное тело, но исчерпал на это большую часть сил. Охотник переместился к зданию скромного вокзала и продолжил атаки, разом сплетя пару багрово-красных шестов. Я падал, прыгал и катался по земле, но удар сыпался за ударом. На коже, куда доставало оружие Охотника, оставались едкие, светящиеся в темноте пятна красной слизи.
Выстрела я не услышал из-за гула в ушах. Заметил только, как Охотник, вскрикнув, покачнулся, а полы плаща взметнулись, словно птичьи крылья. Затем он медленно завалился набок, прижимая руки к развороченной дробью груди. Хозяин павильона — толстый, но крепкий мужик, выскочил из дверей, переламывая охотничью двустволку и перезаряжая.
— Жив, китаеза?
Он подмигнул мне, но было видно, что это лишь маска, прикрывающая страх.
— Звони ментам… — пустые гильзы упали на землю. — Я тебе, сука…
Но тут толстяк замер, во все глаза уставившись на лежащего Охотника. Я же смог лишь отползти на пару шагов.
Охотник приподнял голову, но на этот раз смельчак не успел вскинуть ружье. Невидимым скальпелем ему смахнуло половину двустволки вместе с кистями рук. Закричав, человек упал на колени, прижимая обрубки к лицу.
Мой враг приподнялся, отбрасывая искалечившую толстяка Нить, и тут же подобрал из воздуха новую. Тонкие разрезы красными росчерками молниеносно покрыли тело продавца ровной сеткой, превращая одежду в лоскуты. Тот замер, словно вмиг окаменел, а затем развалился по прочерченным надрезам, превращаясь в бесформенную гору мяса. Охотник встал в полный рост, и кровь уже не шла из ран. Шляпа скрыла лицо — он осматривал повреждения. Затем тот устало покачал головой и стремительно бросился на меня.
В голове моей мутилось, раненое плечо надрывалось кровью, и я почти не соображал, что делаю, продолжая бороться за жизнь. О, мастер Конта, это настоящий виртуоз смерти, могу в этом поклясться.
Охотник прошел в клинч, словно напоминая, что он не только могучий колдун, но еще и тоэх, жаждущий ближнего боя. Я же, как и прежде, лишь блокировал удары его когтистых лап, почти не пытаясь ударить в ответ. В этот раз он сломал мне три ребра и оставил на груди гребенку шрамов сантиметровой ширины.
Юноша невольно приподнял руку к груди, где под рубашкой белели следы свежей, еще не до конца регенерировавшей, раны. Кончиками пальцев коснулся висящего на шее амулета.
Виктор, по-прежнему не произнося ни слова, дотянулся до бутылки, подливая и себе, и собеседнику. На улице царила глухая ночь, и комнату освещал лишь неровный, беспокойный свет огня. В его свете задумчивое лицо Куратора казалось неживым. Киоши сделал еще один щедрый глоток, и продолжил:
— Я не помню, сколько времени он избивал меня, загоняя на пустырь. Но в себя пришел уже там — на пустыре за вокзалом, на старых железнодорожных путях. Там я упал, больше не способный сопротивляться, и начал молиться, решив, что сейчас умру.
Он приближался спокойно, даже величественно, мерно отстукивая шаги по старым шпалам, легко перешагивая сразу через три штуки, а за его спиной полыхало зарево пожара. Голосили люди, а пожарные сирены в который раз пели свой скорбный гимн. Пусть это звучит глупо, но в тот миг Охотник казался мне самим Ангелом Смерти, поднявшимся из глубин Ямы. Он подошел вплотную, нависая…