Когда кони вынесли их к предгорью Буредды, Танара резко натянул поводья, поднимая коня на дыбы, а Киоши от неожиданности едва не кувыркнулся через переднюю луку. Вокруг взмыленных скакунов оседало облако пыли, и сквозь рассеивающийся пыльный туман тоэху во всей своей горделивой красе представала Вечная Гора — с серпантинами овивавших ее стан дорог, причудливыми башнями скал и многочисленными ярусами, балконами, нависавшими над бездной.
Киоши показалось, что с момента их бегства из заброшенного храма время скомкалось, потеряв даже намек на упорядоченность — все стало стремительным, резким, рваным. Вот и Танара, не утруждая себя долгими разговорами, поворачивал коня обратно…
— По сути, я выполнил обещание, данное Виктору, — его зверь гарцевал на месте, пританцовывая в пыльном облаке. — Однако хочу знать, не желаешь ли ты, чтобы я пошел с тобой еще выше?..
Проводник до сих пор старался не встречаться с ним взглядом, а рисунки на его щеках стали фиолетовыми. Стараясь успокоить коня, он похлопал того по шее, выпрямляясь в седле. Грозовые облака за его спиной создавали зловещий темный фон, и юноша поежился.
— Конечно, я был бы рад…
Киоши не знал, как себя вести, вновь ощущая смущение — конечно, он понимал, что отныне следопыт пребывает в опасности, схлестнувшись с законом. Но в тоже время совершенно не чувствовал своей вины — ведь он-то знал, что законники хосадаку приходили совсем с другой, чем объяснили, целью… Но как объяснить это проводнику? Как поделиться страхами?
Танара глубоко и медленно вздохнул, проведя пальцем по щеке.
— Тогда не будем медлить, — он повернул коня, вскидывая его на дыбы и готовясь сдавить бока.
— Подожди… — тоэх успел вскинуть руку, прислушиваясь к оставшемуся за спиной лесу. — Я могу посмотреть…
Птица была небольшой. Кажется, зеленого цвета, с коротким клювом. Ей было страшно, надвигалась гроза, и она торопилась в гнездо. Но что-то заставило ее чуть свернуть с курса, заставило снизиться… Вот заброшенный храм. Птица скользнула вниз, внутрь сквозь пролом в крыше. Ветер бросился в лицо, а круглый глаз в постоянном движении тревожно осматривал внутренности заброшенного здания.
Та же картина — разбросанные тела, кровавые разводы и дорожки, но… Вот Борис, он стоит в обваленном дверном проеме, глядя в сторону Буредды, сквозняк шевелит его плащ… Йомо сидит, прислонившись к постаменту центральной статуи, обхватив плечи руками. Его лицо залито кровью, бич валяется рядом — воин жив, но постанывает, крупно дрожа и скрежеща зубами. Аано лежит рядом с ним, он бледен, но руки без остановки ткут заклинание — фехтовальщик пытается остановить толчками вытекающую из раны жизнь. Остальные находятся там, где и лежали… Борис протяжно свистит, и от опушки через аллею к нему рысят два черных коня. Старший ловчий оборачивается, что-то говорит своим воинам… Птица освобождается, испуганно бросаясь обратно в пролом…
Все померкло, а крохотная птичка метнулась из-под купола в спасительную чащу леса.
Киоши быстро-быстро заморгал, потер глаза, восстанавливая равновесие.
— Йомо и мечник живы, — прорычал он, тоже разворачивая коня к Буредде. — Но, судя по виду, не представляют угрозы. Мы серьезно ранили их…
Проводник сосредоточенно кивнул, выдвигаясь вперед, а его конь пошел крупной рысью. Киоши двинулся следом.
Гора действительно была прекрасна, и, глядя на нее, охотно верилось, что такие творения природы на самом деле существуют вечно. Огромный каменный исполин, царь земель, повелитель пустых городов. Гордо и величественно возвышался он над миром, обозревая свои владения.
При этом, в отличие, например, от земной Фудзи, гора не имела строгой формы — то здесь, то там, будто спятивший архитектор, природа Мидзури насажала скальных отрогов и плато. Огромные площадки и крохотные балкончики облепляли ствол Буредды со всех сторон. А искусственные и выточенные ветрами дороги так искусно опутывали склоны, что превращали это творение времени в огромный чудесный замок. Было заметно, что не только Синие, природные Нити Мидзури, опутывали гору. Все цвета Держателей собрались здесь, споря в превосходстве, и Киоши, не без доли доброго злорадства, подсчитал почти равное количество и Синих, и Красных.
Редкие рощицы и одинокие деревья робко прижимались к плечам великана. Птицы, широко распахнув белоснежные крылья, выписывали круги в темной вышине. Вершина горы уходила так далеко вверх, что было не достать и взглядом тоэха. Уходила, теряясь в небе, сейчас грозовом и бурном, клокочущим лиловыми хлопьями низких туч.
Киоши был поражен красотой исполина, но отнюдь не удивлен — на Тоэхе и подобные громадины были не редкостью, а подчас… Именно эта мысль и натолкнула его на вопрос, не является ли Буредда произведением не природы, а чьих-то умелых рук? В другой момент он бы спросил у проводника…