Пути-дороги

Полуденное солнце палило землю нестерпимым жаром. Едкая пыль затрудняла дыхание. Красноармейцы, держа винтовки как попало, еле брели группами и в одиночку. Сзади длинной вереницей растянулся обоз.

Собрав людей, Максим сделал привал. Измученные длинной дорогой, разморенные жарой, красноармейцы, отойдя немного в сторону, падали на горячую землю и сейчас же засыпали.

К Максиму подскакала разведка.

— Товарищ Сизон, Кореновская свободна от противника.

— Спасибо, хлопцы!

Езжайте к обозу коней кормить.

Хорошо знал Максим начальника разведки, казака соседней станицы — Федора Ступню. Вместе батрачили они у Подлипного, а затем на мельнице у Бута. Знал Максим, что не подведет Федька, но все же, достав бинокль, стал зорко шарить по окраине виднеющейся вдали станицы…

Дневная жара стала спадать. Улеглась едкая дорожная пыль. Подняв людей и рассыпав их густыми цепями, Ольшанский с Максимом повели полк к Кореновской. Рядом с ними на левом фланге шагал Сергеев. Красноармейцы, повеселев после отдыха, перекидывались шутками. То и дело изрывался громкий смех.

Сзади, со стороны идущего по дороге обоза, вдруг послышались беспорядочные ружейные выстрелы. Максим с удивлением обернулся. Обозники, нахлестывая лошадей, сворачивали с дороги и мчались в степь. На невысоком холме, по ту сторону дороги, маячили десятка полтора всадников. Максим повернулся к Сергееву:

— Плохие дела! Это разъезд Покровского. Опять отрезать могут.

Максим хотел было броситься наводить порядок среди обозников, но увидев, что Ольшанский уже возится около пулемета, успокоился и снова пошел с Сергеевым впереди первой цепи. Вскоре до них донесся дробный стук пулемета. Перескакивая дорожную канаву, справа развертывалась конная разведка полка.

Сергеев посмотрел на Максима:

— Что ж, по–твоему, делать?

Максим с минуту молчал, потом проговорил решительно:

— Идти на Екатеринодар, не останавливаясь на ночевку в станице. Иначе окружат.

— Ну что ж, давайте обсудим…

— И обсуждать тут нечего! — уже сердито буркнул Максим. И, увидев идущего к ним Ольшанского, пошел навстречу: — Товарищ Ольшанский! Задерживаться в станице на ночь нельзя. Подкормим лошадей, возьмем сена, да и двинем дальше, на Екатеринодар.

Ольшанский взглянул в сторону полка.

— А ты думаешь, что, когда люди дорвутся наконец до хорошего отдыха, они захотят опять ночью идти дальше?

Максим пристально посмотрел ему в глаза:

— А ты как считаешь — Покровский не захлопнет нас снова в мешок?

Ольшанский угрюмо проговорил:

— Отчего же не захлопнуть. Может, очень свободно.

А ночевка тут ни при чем. — И, шагнув к Максиму, взял его за воротник гимнастерки: — Думаешь… мне самому охота в генеральские лапы попасться?

Максим смутился:

— Да нет, я не про это.

— Ну, а если нет, то нечего и говорить. Идем вперед, а то мы между цепями путаемся…

Вскоре к ним присоединился и Сергеев. К удивлению Максима, он поддержал Ольшанского, говоря, что нельзя уходить из станицы, не забрав желающих влиться в полк.

На околице к ним подъехали квартирьеры, а с ними и Федор Ступня. Федор наклонился с седла к Максиму.

— Слышь, Максим, не ходи с ними! — показал он глазами на Ольшанского и Сергеева. — Тебя мои ребята просят к нам.

Максим засмеялся:

— Что, опять читать книгу заставите?

Федор смущенно почесал кончиком плети переносье:

— Мы уж того… и сундучок твой к себе перетащили. Сделай милость, поедем!

Федькин взвод поместился в двух просторных дворах на окраине станицы.

Когда Максим с Федькой вошли в хату, уже шипела на огромной сковороде яичница, поджаренная с куском свиной колбасы. Красноармейцы вскочили, смущенно пряча под стол бутылку самогона.

В зеленоватых глазах Максима забегали смешливые огоньки:

— Вы чего ж, хлопцы, горилку–то хороните? Я ж нe монах. По чарке с дороги выпить греха нет.

После ужина весь взвод собрался вокруг Максима.

Достав большую книгу, он осторожно провел ладонью по старому переплету, обтянутому голубым коленкором. На корешке слабо блеснули полустертые буквы: «Шарль де Костер. Легенда о Тиле Уленшпигеле».

Полгода тому назад вынес на базар ветеринарный врач целый ворох книг. Максима привлекла эта книга переплетом и необычным названием. Купив ее за последний рубль, он целыми ночами просиживал над пожелтевшими страницами.

Сейчас, читая ее бойцам, он видел, что и их так же, как и его, захватывает судьба свободолюбивого фламандца, что и у них жгучей ненавистью загораются глаза от волнующих, пламенных строк, рассказывающих о трагической участи целого народа, изнывавшего в тисках инквизиции и поработителей.

Читали до поздней ночи. Наконец поднялся Федор:

— Хоть и хорошо… а пора спать, хлопцы!

Ярко горят в темном высоком небе золотые звезды. Еле слышно шуршат за станицей длинные листья кукурузы. Тихо. Лишь изредка в скошенных кое–где хлебах перекликнутся перепела. Редкой цепью опоясали бойцы заградительной дежурной роты станицу. После знойного дня и долгого утомительного пути людей клонит ко сну.

Предательский сон смежает глаза. По сараям, по хатам, по сеновалам на свежем душистом сене спят крепким сном измученные изнурительным походом бойцы.