Пути-дороги

Бокулей не слышал своего выстрела. Только на миг увидел, как качнулась стройная фигура офицера. Штенберг упал наземь, покатился под гору.

С горы цепь за цепью, волнами, двигались, бежали советские и румынские роты.

Немцы отстреливались, но уже ничто не могло остановить прорвавшегося с гор живого потока. "Ура" докатилось до ближайших домов города и, будто ударившись о них, разлилось по узким улицам, переулкам, дворам и огородам.

Через полчаса город был освобожден. Со всех дворов вели пленных.

На городской площади, против маленькой ратуши, толпы румынских солдат смешались с толпами наших бойцов.

Румыны обнимали советских солдат, просили красноармейские звездочки и, получив, торжественно прикрепляли их на свои выгоревшие пилотки.

Группа румын окружила, взяла в полон старшину Владимира Фетисова. Дивизионный изобретатель прямо-таки растерялся.

– Что они хотят от меня? - спрашивал он Георге Бокулея, который был среди этих солдат.

– Они просят, чтобы вы, товарищ старшина, распорядились назначить командиром роты нашего Лодяну. Больше они никого не хотят.

– Как же я могу? Ведь это дело румынского командования.

– Солдаты боятся, что к ним пришлют опять такого же, как Штенберг.

– Не пришлют такого... - на всякий случай успокоил Фетисов, хотя вовсе не знал, что за командир был Штенберг, - хорошего пришлют.

Слова Владимира подействовали. Румыны мало-помалу успокоились. Но на площади еще долго стоял гул: румынские солдаты никак не хотели уходить от советских бойцов. Они впервые так близко видели красноармейцев.

2

На южной окраине городка разместился штаб румынского корпуса.

Генерал Рупеску испытывал некоторую неловкость перед начальником политотдела Деминым, навестившим его, очевидно, не случайно. Однако Рупеску старался не выказывать своей неловкости. С подчеркнутой веселостью он крикнул своему денщику:

– Коньяк и две рюмки!

Демин улыбнулся:

– Решили поклониться Бахусу, господин генерал?

Генерал засмеялся и кокетливо погрозил полковнику своим коротким пальцем.

– Не скрою. Люблю выпить. Особенно когда есть к тому причина.

– Какая же причина, господин генерал?

– А наша победа? Наша дружба? Разве за это не стоит выпить?

– За дружбу - стоит, - сказал Демин и, усмехнувшись, добавил: -Надеюсь, вы делаете все для нее, для дружбы румын с русскими?

– Разумеется, все, что в моих силах, - охотно подтвердил генерал и натужно закашлялся, закрывая рот, а вместе с ним и все лицо платком.

– Разрешите с вами не согласиться, господин генерал!

– Что?

– Зачем вы запрещаете своим солдатам общение с нами? Зачем ваши офицеры сейчас разогнали своих солдат с площади? Не кажется ли вам, что так друзья не поступают?

– Порядок, господин полковник, порядок требует. Армейская дисциплина, сами знаете...

– Не правится мне такой порядок.

– Вы что же, господин полковник, хотели, чтобы я не подчинялся приказам моего правительства?

– Нет. Но мы хотели бы иметь искреннего союзника. Солдаты ваши -тоже.

– Солдаты должны воевать, с кем им прикажут. И дружить с теми, с кем им повелят, - генерал приподнялся и комом покатился по комнате, обтирая багровую шею платком. - Солдат есть солдат!

– Солдата, о котором вы говорите, такого солдата уже нет, господин генерал. Нет таких и в вашем корпусе. Есть солдаты, которые хотят думать.

– Не полагаете ли вы, господин полковник, что знаете моих солдат лучше, чем я?

– Полагаю, господин генерал. И в этом нет ничего удивительного. Мне, совeтскому офицеру, легче понять душу простого солдата. Поэтому я утверждаю, что ваши солдаты желают настоящей дружбы с нами, иначе их не заставил бы никто проливать кровь сейчас за наши общие интересы. Разумеется, вы не хотели бы этого, как не желаете того, чтобы румыны и венгры жили в вечном мире и дружбе. Вы сознательно закрываете глаза на тот факт, что ваши офицеры жестоко избивают венгерское население здесь, в Трансильвании.

– Мадьяры - наши исконные враги. Они и для вас враги такие же, как и для ваших румынских союзников...

– Такие же враги, какими еще вчера являлись для нас наши сегодняшние румынские союзники. Именно поэтому мы решительно против вашей междоусобицы. - Демин видел, как от его слов морщится и сжимается этот генерал, против своей воли ставший нашим союзником.

– Я - румын, господин полковник, и превыше всего ставлю национальную честь своего народа, - патетически проговорил Рупеску. - Мадьяры оскорбили эту честь, и моя совесть не позволяет мне быть к ним снисходительным. И я... И я никому не позволю...

– Успокойтесь, пожалуйста. И разрешите мне усомниться в справедливости наших утверждений.

– Как вам угодно, - сухо пробормотал генерал.