Пути Господни

Необычный гость прибыл во время, в руках у него была кожаная палочка — стек, пил чай, говорил по–французски с акцентом. С его разрешения я взял его серую армейскую фуражку с распластанным оловянным одноглавым орлом и долго его рассматривал. Лагерная буколика «Соловья» долго продолжаться не могла, всё дошло до высокого начальства. В наказание за халатность Нахти–галь был переведён в боевую часть на Восточном фронте. Там он выжил, но после поражения Рейха Союзники в его личном деле обнаружили должность «начальник лагеря» и арестовали.

Его должен был судить Нюренбергский Трибунал, каким-то четвёртым или пятым процессом, но Компьень–ские русские все как один написали этому Трибуналу петицию с обстоятельным рассказом об отношении к ним Нахтигаля в 1941 году.

Нюренбергские судьи никакого состава преступления, кроме факта занимаемой должности в «деле» Соловья не обнаружили, а потому оправдали его подчистую…»

Никита рассказал мне эту историю, а я подумала, что Берлинская стена, построенная для разделения собственного народа в мирное, послевоенное время, уже дала трещину во время войны! Кто был друг, кто враг? И как заведомый враг, неожиданно оборачивался другом…Ведь среди немцев было немало настоящих антифашистов. Они понимали, что идеи Вермахта не только безумны, но и обречены. Особенно, это стало явным после Сталинградского поражения. А те немцы, которые поняли довольно быстро, что необходимо что-то делать, были настоящими патриотами. С таким человеком Игорь Але–ксандрович познакомился в Париже в сорок первом.

Свободное владение немецким позволяло ему для Сопротивления выполнять самые рискованные задания. Для изучения на месте ряда вопросов, касающихся промышленности и применения иностранной рабочей силы, Игорь Александрович в сорок третьем году, несколько раз приезжал в Берлин. В тоже время в Париже, в одной русской семье он познакомился с неким Вильгельмом Бланке. Это был немец, лет 30–40, служивший в экономическом отделе «Мажестик» в звании Sonderfuhrer. Он прекрасно говорил по–французски, учился в Швейцарии и не имел близких и родных в Германии. Почти всю свою жизнь он провёл за границей, занимаясь коммерческой деятельностью. Бланке много бывал по делам во Франции и Испании, где во время гражданской войны находился в «красной зоне».

Постепенно, в результате встреч и разговоров с Игорем Александровичем, Вильгельм стал высказывать своё не согласие с Гитлеровской политикой и вскоре уже не скрывал своих антинацистских убеждений. Он был крайне пессимистичен в своих высказываниях, говорил, что война будет проиграна Германией и считал, что чем скорее она окончится, тем легче будут её последствия для немецкого народа.

После долгого наблюдения за Бланке Игорь Александрович пришёл к выводу, что необходимо попробовать предложить ему сотрудничество. Уверенности, что Бланке согласиться и пойдёт на вербовку, не было никакой, но, как ни странно, немец без колебаний и сразу принял предложение.

Материалы, которые он стал передавать, оказались крайне важными. Эти сведения изымались из документов и выписок ежедневных рапортов гестапо о деятельности её на всей территории Франции, всех арестов, раскрытия тех или иных отделений, организаций, радиопостов и часто даже с фамилиями арестованных В этих же рапортах перечислялись и проведённые Сопротивлением террористические акты, действия против «маки» с точным количеством жертв с обоих сторон.

В результате провокации, в 1944 году, Вильгем Бланке и Игорь Александрович были арестованы.

Это был второй арест Кривошеина, после Компьеня. Но, если тогда, всё кончилось благополучно, то теперь его допрос и пытки, начались немедленно и длились с понедельника 12–го по субботу 24–го июня. Прерывались они, лишь в воскресенье, 19–го(ведь и чинам Гестапо, нужно было отдохнуть). За эти одиннадцать дней его иногда отвозили «ночевать» в тюрьму Френ, но чаще он оставался там же, на рю де Соссэ, в маленькой мансарде, похожей на пенал, с руками, скованными наручниками, за спиной. В этих допросах и пытках были применены все, ставшие уже киношными гестаповские методы: его избивали, пытали «ледяной ванной», «кормили» дружескими уговорами с подкупом и провокациями, и с рассуждениями о долге. Результат — нервное истощение от многодневных бессонниц, физические страдания и страх ареста друзей и семьи… Нина Алексеевны и Никита в этот момент скрывалась на ферме под Парижем, потом в семье Генриха де Фонтенэ, который был другом и видным деятелем Сопротивления. С первого же дня Игорю Александровичу сказали, что он будет расстрелян! На протяжении всех одиннадцати дней допроса и пыток, он ставил перед собой только одну задачу — никого не выдать, чтобы не дать делу «развернуться». До конца своих дней, для него так и осталось загадкой, почему расстрел был заменён на депортацию в Бухенвальд.