Пути Господни (СИ)

Холодный, нудный дождь, моросил третий день. Дорогу совсем развезло, и идти по ней было целое мучение. Ноги постоянно разъезжались, и стоило большого труда, и сноровки удержаться, чтобы не упасть. Было еще раннее утро, когда ночь сменяется предрассветными сумерками и когда все живое в природе только-только просыпается ото сна. В этот час, да еще в такую погоду, редко кто выходит на улицу, разве что какая-то важная причина выгонит из теплого, уютного дома в этакую распутицу. По проселочной дороге, обходя большие лужи и канавы, неторопливо брел одинокий путник. В промокшем плаще с капюшоном, он тяжело опирался на палку, припадая на ногу. За спиной у него сиротливо болталась небольшая котомка. Мужчина был высокий, крупный и поэтому ему приходилось труднее вдвойне. Надвинутый на лоб капюшон почти скрывал лицо, а борода, придавала ему угрюмый, нелюдимый вид. Его путь лежал в затерянный среди лесов и озер Никишин скит. Там, в трудах и молитвах, он проведет почти двадцать лет. Последние двадцать лет своей жизни.

Удар грома прозвучал неожиданно и оглушительно. Путник ненадолго остановился, откинул капюшон и поднял лицо к небу, подставляя его под холодные струи. Они скатывались по его лицу, смывая усталость и грязь. Губы что-то тихо прошептали и, перекрестившись, он продолжил свой путь. Но, за то мгновение, когда сверкала молния, можно было разглядеть лицо этого человека. Несмотря на все трудности, глаза его светились каким-то непонятным светом, и..., радостью. Словно за низкими, свинцовыми тучами, он увидел то, во что другие не верили. В странном путнике, мало бы кто признал, некогда могущественного олигарха.

-Привет пап!- Василиса чмокнула отца в небритую щеку,- Ты как раз приехал у меня обед готов. Умывайся и за стол.

-Ты одна? А где мальчишки?- крикнул Малышев из ванны, подставляя намыленные руки под струю воды. Полдня он провел в автобусе, возвращаясь из соседнего областного центра с соревнований. Без малого двадцать лет, как он работал тренером по рукопашному бою в местной спортшколе. Ровно столько, сколько они и живут в этом небольшом городке в ста двадцати километрах от первопрестольной, обменяв московскую квартиру на дом. Может не так престижно, как в столице, зато удобно, все рядом и работа, и школа, и церковь.

-У Ильи сегодня выходной, он с детьми поехал в аквапарк, а то второй месяц все обещает.

-А ты что же не поехала?- Борис вышел из ванны, вытирая лицо полотенцем.

-Кто же тебя будет встречать, кормить?

Мужчина улыбнулся. Подошел к дочери, хотел обнять и поцеловать, но та ловко увернулась:

-Э э э..., нет. Вот как побреешься, тогда пожалуйста. Хватит мне одного ежика.

Малышев улыбнулся.

-Погоди, вот Ванька с Данькой подрастут, они тебе с двух сторон будут свои метки оставлять.

-Когда у них щетина начнет отрастать, там уже будет кому метки ставить,- ответила та и оба рассмеялись.

-Чем кормишь?- присаживаясь на стул, спросил Борис и сам же ответил, обнаружив на столе тарелку,- О борщок!

Только от одного вида блюда, Малышев понял, как он проголодался. Солидный кусок мяса возвышался над золотисто-красной поверхностью, увенчанный белой шапкой сметаны и зелени.

-А себе что же не положила?- поинтересовался он, уплетая борщ.

-Мальчишек подожду, уже скоро должны приехать. Расскажи, как ты съездил?

-Два первых, три вторых, и еще одна бронза, общекомандное второе место,- похвастался мужчина.

-Здорово! Мальчишки, наверное, рады?

-Не то слово, от счастья аж светятся. Но всех больше, по-моему, Семенов из спорткомитета. На радостях так набрался, что проспал в автобусе всю дорогу, но перед тем, как провалиться в сон, пообещал торжественно вручить команде грамоту от администрации района, а лично мне благодарственное письмо. Вот так!

-Что-то случилось?- спросил Малышев, заметив, как изменилось выражение лица у дочери.

-Ничего особенного,- ответила та, вставая и направляясь в комнату,- просто совсем вылетело из головы, а ты напомнил. На другой день, как вы уехали, тебе пришло письмо. Через минуту Василиса вернулась и положила его на стол.

Конверт был необычным. Ни обратного адреса, ни почтового штампа, лишь в графе кому, Малышев увидел свою фамилию.

-Странное какое-то письмо,- произнес Борис, повертев конверт в руках.

Внутри был обычный тетрадный листок в клетку сложенный пополам. Он пробежал глазами коротенький текст. Потом еще раз, более вдумчиво:

"Этим письмом уведомляю Вас, что гражданская панихида отца Никодима (Разумовского) состоится в церкви Богоявления...".

Письмо было без подписи.

Радужное настроение испарилось.

-Что-то случилось?- поинтересовалась дочь, увидев, как изменилось лицо у отца.

Малышев протянул письмо и встал из-за стола. Есть уже не хотелось.

Борис снова "окунулся" в ту ночь, которая бесповоротно изменила судьбы каждого.

... Они больше не виделись с Разумовским, словно сама жизнь столкнула их всего на один день, чтобы дать друг другу что-то важное, может быть самое главное в жизни.