Пути Господни (СИ)

— И я не проповедую религию! В том-то и отличие моего… учения, да, можно сказать, учения — абсолютная, полная свобода вероисповедания. Любого. Обрядов, молитв, имени божества. Естественно, при условии, что это не ущемляет свободу и ценности других.

— О-о-о!

Такого общество еще не видывало. Но ничего, и радио некогда было редкостью. Общество привыкло, общество переварило, общество поставило на службу себе. Поставит и это. Главное, разобраться, где подвох, как извлекается выгода.

Эммануил вздохнул.

— По сути, все религии, во всяком случае, доминирующие, проповедуют одно и то же.

В зале поднялся шум. В зале присутствовали приверженцы различных вероисповеданий. В зале знали о бушующих на востоке войнах, о террористических актах, в основе которых лежали именно религиозные противоречия.

— Одно и то же! — повысил голос Эммануил, безуспешно пытаясь перекрыть возмущение зала. — Начиная от заповедей — универсальные: не убий, не укради, почитай бога, и заканчивая ритуалами: ежедневные молитвы, приношения… Ни одна религия, я повторюсь, ни одна, не требует от исповедующих насилия и убийства себе подобных.

И снова в зале поднялся гул. Свежо было воспоминание о речи одного из религиозных лидеров, призывающего с оружием в руках бороться против иноверцев.

— Ни одна! — и снова голос разума поглотил гул опыта. — Религии погрязли в буквоедстве и формальности ритуалов. Когда за правильно расставленными свечами не видно бога, за буквами святых писаний теряется слово.

Христианство, при проповедовании любви к ближнему, породило инквизицию и крестовые походы. Буддизм, считая священной жизнь, любую жизнь породил самураев. Ислам — джихад, в данный момент это слово превратилось в почти синоним — война, а ведь означает всего-навсего “усилие”, усилие на пути Бога. И так далее. Примеров множество.

Руку подняла одна из репортерш в дальнем ряду зала.

— Все это не ново. Ваши идеи сродни направлению хиппи — было такое движение в середине двадцатого века.

Эммануил кивнул.

— Я читал о нем. Называйте, как хотите. Хиппи — пусть будут хиппи. Однако, насколько я помню, хиппи были противниками власти, любой власти, как средства подавления свободы человека. Власти страны, границ, семейных уз, обычаев и так называемых «общепринятых норм». Более того, активно выступали против нее. В моих же речах нет призывов ломать существующий строй, лозунгов для активной борьбы. Власть, в разумных пределах, наверное, необходима.

— Только где они, эти разумные пределы! — хохотнули в зале.

Верно — где эти пределы.

— Мы говорим о моральных ценностях, мы воплощаем различные социальные программы, судя по отчетам и вложенным средствам — весьма успешно, а между тем преступность достигла небывалых высот. Что самое страшное — именно подростковая, детская преступность. По статистике — каждая пятая девушка становится проституткой, более того — и это самое страшное — они сознательно идут, мечтают о подобной карьере, не видя ничего плохого в продаже тела за деньги. Юноши — так или иначе связывают свою деятельность с преступной средой — от уличных банд до наркосиндикатов. Средства массовой информации, кино, телевидение сделали преступников, гангстеров почти героями, эдакими Робин Гудами, полублагородными разбойниками. У каждого времени — свои герои. К сожалению, у нашего — такие. В этом, не в последнюю очередь, виноваты и вы — журналисты.

Надо же — он кинул им обвинение, а они сидят, улыбаются, словно услышав лестный комплимент.

— Включим телевизор, любой канал, в любое время, наугад — убийства, грабежи, разбой и разборки. Трупы, кровь. Откроем газету — то же самое. Мы смакуем насилие, а хорошие новости помещаем на последней странице. Нет рейтинга — нет места на первой полосе, забывая, что сами создали полосу такой.

— Что же вы предлагаете? В разрез с реальностью печатать слюнявые рассказы?

Общий смех.

— Что я предлагаю…

Он прав, этот шутник из зала.

Заполни хоть все страницы рецептами с портретами пухлых домохозяек — убийства не прекратятся. Разве самую малость. Требовалось изменить общество, саму суть, сломать хребет массовому сознанию.

Он не революционер. Все знают, чем кончались подобные ломки.

— Невозможно построить идеальное общество в отдельно взятой стране, как невозможна абсолютно счастливая семья среди общего несчастья, даже если это семья правителей. Особенно правителей. История учит — ни один из тех, кто все имел, не был счастлив. Возможно проклятия, которыми щедро осыпали их предков на пути к власти и богатству, достигают пятых, десятых колен праправнуков… впрочем, все это метафизика и меня мало касается.

— Так что вы предлагаете?

Долго молчал, набираясь сил. Сколько он провел подобных выступлений. Десятки, сотни. Сколько видел глаз. Сотни, тысячи. Порою насмешливые — что возьмешь с полоумного. Порою подозрительные — к чему ведет? Где подвох? Порою равнодушные… Но, встречались глаза, редко — одни на сотню, на тысячу. Огонек заинтересованности, лучина, слабая лампада… понимания. Ради этого взгляда, ради этих глаз, он проводил сотни встреч, и проведет тысячи, дабы одни глаза, один человек…