Пути кораблей

Маленьких медвежат, торопливо отгребавших от ледокола, матросы решили взять живьем. Пока спускали шлюпку, медвежата успели взобраться на вершину торосистой, одиноко плававшей льдины. Заметив приближавшуюся наполненную людьми шлюпку, медвежата плюхнулись в воду. С мостика было удобно наблюдать за охотой. Мы видели, как шлюпка, настигнув плывших и оглядывавшихся медвежат, заставила их повернуть обратно. Медвежата очень ловко увертывались от настигавшей их, не успевавшей быстро разворачиваться шлюпки, ловко сбрасывали накидываемые им на шеи веревочные петли.  Погоня продолжалась долго. Встряхнувшись, разбрызгивая мокрый снег, поминутно оглядываясь, они вприпрыжку помчались по гладкой поверхности льда. Высадившиеся на лед матросы напрасно старались их окружить.

Последние дни

Миновав пустынный остров Уединения, почти сутки пробившись в тяжелых льдах, третьего сентября «Седов» наконец вышел на чистую воду, взял курс на запад. Опасность была позади. Недавние впечатления и тревоги казались сном. Легкая идущая с юга зыбь покачивала разбитые льдины. В ночь на четвертое сентября в тумане мы увидели очертания неизвестного судна. По определению капитана, это было наше промысловое судно, забредшее во льды Карского моря.

— Теперь можно и с завязанными глазами дойти, — весело говорил капитан, точно помолодевший на добрый десяток лет.

Скоро зыбь и южный ветер стали переходить в шторм. Через палубу, смывая остатки грязи, перекатывали шумные волны. Ночью в трюме с грохотом разбился наполненный стеклянной посудой ящик. Где-то перегорели подмокшие провода, погасло электричество. В полночь, лавируя в темноте между катавшимися по трюму бочонками и ящиками, наступая на осколки стекла, я с трудом выбрался на палубу, чтобы выполнить очередные метеорологические наблюдения. Тотчас холодная волна накрыла меня с головою и, клубясь белой пеной, шумно раскатилась по палубе. Бредя по колено в воде, крепко держась за поручни и стойки, я поднялся на мостик. Труднее всего было взбираться с термометром в руках на крышу рубки, где производились наблюдения. Ветер отдирал от трапа. Мостик и рубка широко раскачивались, взлетали над покрытым пеною морем. Повесив термометр, держась за железную стойку, расставив ноги, я долго любовался на кипевшее, гулявшее внизу море.

Поутру шторм продолжался. Невообразимый вид имели наши каюты. Катавшиеся по палубе бутылки, ящики, битая посуда, лежавшие под койкой сапоги — все это, движимое непонятной силой, летало из угла в угол. Крепко упершись ногами в стену каюты, я наблюдал, как висевшее над головой полотенце само собой вставало перпендикулярно к стене. Смотря на его, я слушал, как за перегородкой, в соседней каюте, ботаник, чертыхаясь, старается поймать разлетевшиеся пожитки. Но вот поддало так, что вместе с кувшином и книжною полкою свалился стол: на меня посыпались книги…

Благополучно обогнув мыс Желания, выйдя в Баренцево море, встретившее нас сгущавшимися сумерками, «Седов» еще раз завернул в Русскую гавань. Все неузнаваемо изменилось здесь за короткое время. На каменных берегах уныло серел молодой снег. Птицы покинули базары, а в отвесные скалы угрюмо бились холодные, сердитые волны.

Чем ближе к Архангельску — темнее были ночи. Вечером солнце спускалось за горизонт. Багряные, «земные», стояли на небе облака.

Тринадцатого сентября увидели огонь маяка. Маяк то вспыхивал, то погасал беззвучно. Редкие вспышки подчеркивали черноту пустынного моря. Днем прошли горло Белого моря. Виднелись желтые туманившиеся берега. Ночью остановились у плавучего маяка.

Весело прозвучал голос капитана:

— Отдать якорь!..

Утром входили в Двину. Странно было видеть деревья, зеленую траву. Встреченный пароход, нагруженный лесом, разминулся деловито. Маленький бойкий буксирчик, спешивший вниз по течению, весело загудел, приветствуя «Седова». Приятно было видеть на берегу белые платочки женщин, толпившихся у перевоза. Небольшая черная лодочка с двумя женками, сидевшими на веслах, долго качалась на разведенной «Седовым» зыби. Мимо заваленных лесом плоских берегов «Седов» приближался к знакомой пристани.

Миновав Красную пристань, тревожа со дна зеленую грязь, корабль подал концы. О прибытии «Седова» еще не знали в городе. На пустой пристани ветер закручивал пыль. Единственный человек в кожаной куртке, расставив ноги, равнодушно смотрел на подходивший корабль. Женщина с двумя детьми махала платочком. Это была жена капитана, приехавшая встретить мужа.

Скоро мы были на берегу. Мы ступали по твердой земле. Льды, белая мертвая пустыня, недавние разговоры о зимовке — остались в прошлом. Горячая, кипучая жизнь показалась еще кипучее и горячее…

Путь корабля

На камнях