В наших играх участвовали, конечно, и мои двоюродные братья и сёстры. Всего их у меня было 18–8 братьев и 10 сестёр, но жили в Маслянино только четверо. Других я видела несколько раз в жизни, а с некоторыми и совсем не знакома. С сёстрами, дочерями дяди Никиты, мы чаще всего играли на их территории, там и дом был просторнее, и большая терраса с качелями, и сад с малиной и черёмухой. Малину есть не разрешалось, ягод было мало и их берегли для маленького брата Сашки. Зато черемуха была в полном нашем распоряжении. Когда она поспевала, каждый забирались на свое любимое дерево и место. Спускались с чёрными руками и ртами. Зимой мы располагались с куклами на подоконниках. Иногда, чтобы не прерывать интересную игру, сестры начинали уговаривать меня остаться ночевать и, получив моё согласие, бежала к родителям просить разрешения. А вечером, когда возвращаться было уже поздно, мне всегда становилось очень грустно, я жалела, что не ушла домой и чуть не плакала. Но к следующему разу всё забывалось и повторялось сначала.
Я любила сочинять всякие истории. Порой придумывала такие ужасы, что мои слушатели пугались не на шутку. Однажды в доме дедушки солили на зиму капусту. Это всегда было крупным мероприятием, для заполнения нескольких огромных бочек надо было вымыть, очистить, нашинковать и нарезать пластами целые горы капусты. Все взрослые принимали в этом участие, а мы сидели в доме, время от времени бегая за кочерыжками. Я так застращала своими фантастическими историями братьев и сестер, что они с криком бросились из комнаты, а я, поверив самой себе, в страхе побежала следом, что ещё больше их напугало. Взрослым было некогда разбираться что или кто был причиной орущих от ужаса детей, иначе бы мне не избежать наказания.
Как только взрослые уходили из дома, мы направлялись в спальню, где было много занимательных вещей. В шкафу нас особенно привлекала рыжая лиса со стеклянными глазами — воротник на пальто или накидка на платье. Брать её не разрешалось, но мы всё равно её доставали А на тумбочке стоял патефон, который мы открывали, разглядывали, выдвигали коробочку с иголками, но заводить не решались, это было бы слишком большим нарушением запрета. Заводил патефон, крутя ручку, только сам дядя Никита во время домашних праздников. С почтительного расстояния мы с восторгом наблюдали за тем, как взрослые "гуляют", слушают музыку, смеются. Нам хотелось, чтобы такая яркая, замечательная жизнь была и у нас в будущем. Детей за общий стол во время таких праздников не садили, но нам и в голову не приходило, что это возможно. В нашем детстве взрослые были некоей отдельной общностью и не так много, как сейчас занимались с детьми частично из-за занятости, а частично в следствии существующих традиций воспитания. О возрасте взрослых мы не задумывались, он был как бы постоянной величиной, тем более что дни рождения в военные годы у нас не отмечались. А мы росли, переходили из класса в класс, изменялись и в подтверждение этому постоянно слышали "Ой, какая ты стала большая!"
Начальные кассы.
Школа, где я начала учиться, располагалась в двухэтажном деревянном здании. Первый этаж отводился для младших, второй — для старших классов, кабинетов химии, физики, учительской и спортивного зала. В обширном школьном дворе имелись некоторые элементы спортивной площадки — брусья и бревно и т. п. Там же и уборная, незатейливое сооружение с расположенными в ряд отверстиями в полу. Зимой все они обмерзали и бугристый цветной лёд украшал все подступы к этому объекту. Бегали туда, конечно, без пальто даже в сильные морозы. Школа была довольно большой, первых классов в год моего поступления было три.