Пути моей судьбы

Потом наши одежды украсились красными звездочками из картона, обшитого сатином — весь класс вступил в октябрята. И началась настоящая общественная жизнь — сборы звена, отряда, какие-то занятия. Я участвовала во всём этом с искренним удовольствием вплоть до переезда в Новосибирск. А потом всю оставшуюся жизнь любыми способами уклонялась от подобных мероприятий, хотя всё-таки в конце концов пришлось поучаствовать и немало. Из Маслянинского краеведческого музея, с которым я связывалась лет 10 назад в процессе печати моих воспоминаний в местной газете, я получила фото нашего первого класса. Этой фотографии у меня не было, и я с большим интересом её разглядывала, пытаясь вспомнить имена, фамилии и лица моих соучеников. Себя я нашла в нижнем ряду третьей слева, первым сидел мальчик в белой рубашке Володя Петров, единственный владелец коробки цветных карандашей, он никому кроме меня их не давал. Возможно, потому что был другом моего брата, а может быть (более лестный для меня вариант) я ему нравилась. В центре наша учительница Ада Филипповна, круглолицая, вся в веснушках, добрая, весёлая и с одной рукой. Рядом с ней моя подруга по парте Шура Пилипенко — хмурая, нелюдимая девочка, но мне она нравилась и мы отлично ладили. Шура жила в детском доме, я очень хотела, чтобы она ходила ко мне после уроков, но, как я понимаю, это не приветствовалось. Только один раз она по моему настоянию отпросилась, но больше не приходила — или ей у нас не понравилось или больше не разрешали. Вторая подруга Эрна была из переселенных немцев, фамилию её я забыла, а третья — Тамара Беляева, дочь директора школы. Я часто у неё бывала, но встречи с матерью избегала. В их доме жила домработница, мастер разных рассказов особенно страшных. Как-то я, наслушавшись таких рассказов и возвращаясь вечером домой чуть не умерла от ужаса. Было темно, абсолютно безлюдно и так тихо, что пугал скрипит снег под собственными валенками. В небе сияла огромная луна, окна домов чуть светились жёлтым светом ламп. И вдруг раздался, как мне тогда показалось, страшный грохот. По ощущению это было как взрыв бомбы и только потом я сообразила, что просто заработал мотор в маленькой электростанции при типографии.

После четвертого класса уже активно действовали разные кружки, которые мы выбирали сами. Силами драматического кружка ставились спектакли, например, "Три апельсина", который в школе имел успех не меньший, чем современный "Властелин колец". Моей коронной ролью была роль кочегара в моноспектакле по рассказу Зощенко "Кочерга", публика всегда дружно смеялась. В гимнастическом кружке мы делали "мостики", "шпагаты", создавали так называемые «пирамиды" — композиции из различных акробатических фигур. Главной площадкой выступления, конечно, была в школе, а иногда Дворец пионеров и избирательные участки во время выборов. Других представлений тогда не было, поэтому полные залы и успех зрителей был обеспечен.

Мне очень хотелось учиться в музыкальной школе игре на пианино. Источником этого желания была стоящая в комиссионном магазине старая фисгармония. Меня привлекали два медных подсвечника над клавиатурой, и я очень живо представляла, как я играю при свете свечей. По поводу слуха я почему-то не сомневалась, а надо было просто сходить и проверить слух, и проблема бы исчезла сама собой.

Учительница по литературе читала нам стихи и прозу и в занимательной форме рассказывая о писателях и поэтах. Мне это очень нравилось и однажды на литературном вечере, посвященной Пушкину мне поручили делать доклад. Я старательно его готовила, ходила в библиотеку и это было моё первое публичное выступление. Мы сами сделали декорации по мотивам сказок, разучивали танцы и песни. В подобных мероприятиях я всегда была первой.

Но была я и в числе последних, когда в школе делали уколы, почему-то это случалось достаточно часто. Я панически их боялась и мне действительно было больно, наверное, срабатывал психологический эффект. В отстающих я была и на уроках физкультуры — по канату лазить не умела, прыгала в высоту чуть ли не хуже всех, по бревну ходить побаивалась. Единственно что мне нравилось и удавалось — брусья. В старших классах, и в институте я по возможности увиливала от «физры» и сдавала зачёты только благодаря доброте молодых преподавателей.

1945 г. Первый класс, я в нижнем ряду третья слева.

Из неприятный событий того времени — комиссии по проверки насекомых в волосах. Проверяющие, надо отдать им должное, вели себя деликатно и результатов не оглашали. Однажды после такой проверки поступило распоряжение всем остричься наголо, иначе не пустят в школу. На следующий день весь класс сверкал лысыми головами и только одна девочка долго не хотела стричься, потому что неё были две толстые косы ниже пояса. Не помню, чем закончилось её сопротивление.