Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)

В 25 километрах от Пскова на станции Карамышево был дан приказ разгружаться. Далеко впереди, там, где Псков, большой столб черного дыма. С прибытием нашего эшелона в воздухе появились два наших истребителя МИГ, начавшие патрульные полеты. Но вскоре они почему-то сели. И вот тогда, как по сигналу (а сигнал наверняка был), появился двухмоторный бомбардировщик. Он летел с запада на довольно большой высоте над путями к станции. Еще задолго до станции от него отделились две маленькие черные точки и стали быстро падать вниз. С конца эшелона мне было хорошо видно, как люди серой сплошной массой кинулись от вагонов к стенам станционных построек, в канавы, подальше от путей. Я тоже побежал от вагонов, не спуская глаз с бомб. А они падали на станцию: одна чуть пониже, другая выше. Затем бомбы оказались над головою, и тут отлегло — пронесет. Они взорвались со страшным грохотом за станцией на пригорке у самой деревни, подняв клубы темного дыма и пыли. Самолет развернулся и стал уходить на запад, а в воздух вновь поднялись два истребителя МИГ.

Разгрузка пошла торопливей. Всех людей тотчас же отвели в укрытие — небольшой лесок и кустарники южнее станции. Здесь больше всего мне запомнилось, как санинструкторы разносили в бельевых корзинах по взводам индивидуальные перевязочные пакеты (второй подарок ко дню рождения, подумалось тогда). Со странным чувством взял я два пакета и положил в карманы гимнастерки.

Когда стемнело, батальон погрузили на полуторки, и мы двинулись куда-то в сгустившихся сумерках.

Путь наш кончился на рассвете в какой-то деревне, жители которой вскоре после нашего появления все исчезли, и мы питались из погребов оставленной там картошкой, пока наши кухни на конной тяге не добрались до нас. Между редкими деревнями располагался наш укрепрайон — ДОТы — огромные серые глыбы железобетона, то тут, то там врытые глубоко в землю. На южной окраине деревни мы стали окапываться. Копали плохо, мелко, как на заурядных учениях, как не для себя. Только много позже мы поняли, что глубокий окоп — это спасение. Дня через два-три стала слышна далекая канонада, а по дороге через деревню отступали наши разрозненные части.

Вечером с группой солдат я пошел на батальонный пункт боепитания. Получив патроны и гранаты, пошли обратно. Когда мы были примерно на полпути, вся окружающая местность — дорога, кусты, трава, поля — озарилась бледно-розовым светом. Я оглянулся и остолбенел перед фантастическим зрелищем: огромный деревянный мост через реку Великую, находившийся от нас километрах в двух, медленно взлетал на воздух, распадаясь на отдельные бревна, издали похожие на спички. И все это в поднимавшихся языках розоватого пламени. По-видимому, все происходило очень быстро, но впечатление было настолько острым и неожиданным, что мне представилось как бы растянутым во времени. Немного погодя разнесся раскат грома — звук самого взрыва. Зачем мы взрывали мост в своем тылу?

Утром следующего дня по дороге с юга шло еще больше разрозненных войск, и уже не было приказа отбирать у них оружие. Далекая канонада усилилась, обстановка становилась все более напряженной. И тут вдруг приказ: отходить на Псков, так как немцы прорвались южнее на восточный берег Великой и, двигаясь на север, берут нас в мешок. Так объяснило наш отход начальство.