Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)

Колонна за колонной выстраивались и разводились в разные стороны. Одна из таких колонн была очень большой, человек в пятьсот. Пересчитывали ее несколько раз, видно, ошибаясь в счете. Наконец колонна тронулась. Люди так и пошли, взявшись под руки. Вдруг в задних рядах кто-то упал и стал биться на снегу в припадке. Конвоиры, шедшие сзади, закричали, и колонна встала. Один из солдат подошел к упавшему и стал бить его ногой в валенке. Эффекта никакого. Через некоторое время упавший перестал биться и затих. Тогда двум заключенным было велено оттащить его назад к воротам. Они положили его на снег у вахты. Колонне, вновь пересчитанной, приказали двинуться, а тот остался лежать. Развод продолжался.

Стало совсем светло, конвоя поубавилось. В это время к вахте подошла женщина. Ей указали на лежащего. Она подошла, взяла его руку, видно, пощупать пульс, махнула своей рукой и прошла через вахту в лагерь. Эта, по всей видимости, был лагерный врач из вольных. Да, подумал я, это жизнь...

Развод кончился, и только тогда нас, пересчитав, впустили в зону. А тот, на снегу, так и остался лежать.

Так начался новый этап моей жизни. Это была первая половина февраля 1950 года.

ЧАСТЬ VI

Глава 1. ЛАГЕРЬ. ПЕРВЫЕ ДНИ

О лагерях написано много. Это и отдельные картинки, и целые энциклопедии, как например, «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицына, рисующий подробно, что это такое. Но самое страшное из опубликованного о лагерях — это, на мой взгляд, «Колымские рассказы» В. Шаламова. Вот уж, поистине, все круги ада.

Наш лагерь относился к категории специальных; спецлаг с несколько отвлеченным названием «Степной». Конец 40-х, начало 50-х годов — время организации и становления этих лагерей. Спецлаг, как и всякий молодой организм, с годами развивался. Это развитие направлялось циркулярами и инструкциями сверху и силами, рождавшимися снизу, как ответ на эти инструкции, а также самопроизвольно по своим внутренним законам.

Я попал в такое место и в такое время, где лагерно-производственная машина с ее жестко регламентированным ритмом: работа — кормежка — отдых, была отлажена до совершенства. Продумано и упрощено в бытовой сфере было все до мелочей: баня, прачечная, сушилка одежды и ее ремонт, лазарет, возможность прочитать газету и даже изредка посмотреть кино. Но для провинившихся есть тюрьма с карцерами, есть и двойная сеть осведомителей (отдельно для МГБ и отдельно для МВД), они же при надобности и провокаторы, иерархия начальников-надзирателей из заключенных с иерархией привилегий, связь с внешним миром сведена до минимума (два письма в год), а свидания с родственниками запрещены, запрещены и деньги, но есть ларек, где продукты отпускаются по твоему лицевому счету (если из дома прислали деньги), разрешено получать продуктовые посылки, никаких личных вещей нет и не должно быть, одежда только казенная и только с номерами (на шапке, на спине, на рукаве и на бедре), обитание только в казармах-бараках побригадно.

В Джезказгане лагерь при медном руднике, а руда — сырье стратегическое. Поэтому все так отлажено. Работа оплачивается только кормежкой. Работающий отлично (выработка выше 100% от нормы) получает дополнительные сто грамм хлеба и лишний черпак каши. Работающий плохо (выработка ниже 50%) переводится на штрафной паек, а нормы выработки зверские и четко очерчены. Одним словом, идеальная система внеэкономического принуждения, если не считать кормежку экономикой, столь характерная для рабовладельческих формаций.

В первом отделении Степлага, где я оказался, состоявшем из трех лагпунктов, соединенных в один барачный поселок с тремя отдельными входами-выходами в виде ворот, уже на моей памяти были построены две вместительные тюрьмы взамен одного небольшого БУРа (барака усиленного режима). Деревянный забор вокруг лагеря заменен высокой каменной стеной, а бревенчатые вышки — каменными. Строились и новые, более вместительные бараки. Затем между лагпунктами были возведены каменные стены, сменившие собой колючую проволоку. Следующий этап — отгораживание стенами бараков друг от друга по два вместе, а после восстания в соседнем Кенгире — разделение лагеря огневой зоной на две полностью изолированные части.