Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)

Моя работа в лазарете кончилась так же внезапно, как и началась. Прошел слух, что будут сокращать штаты, называли вероятных кандидатов на увольнение, и я не был в их числе. Но попал именно я. Передо мной встал вопрос, куда идти работать. Возвращаться на карьер мне не хотелось, и я старался устроиться в какую-нибудь привилегированную бригаду. На 2 лагпункте одной из таких была бригада Скурихина, состоявшая из мастеровых разных специальностей и ходившая на объект с названием «База Казмедьстроя». Уж не помню как, но еще будучи фельдшером, я познакомился с этим Скурихиным. Тогда в каком-то разговоре он намекнул, что при случае взял бы меня в свою бригаду. Я понимал, что это приятный разговор, не более, но когда меня списали из лазарета, я воспользовался этим чисто формальным пожеланием. Контролеру лагпункта я сказал, что меня приглашал к себе в бригаду Скурихин. Скурихин был на объекте, спросить его был нельзя, и контролер мне поверил. Получив к себе разжалованного фельдшера, Скурихин особого удовольствия не выразил и сказал, что сейчас может предложить мне только работу... молотобойца в кузнице, правда, прибавив, что это временно. Я понял, что рассчитывать мне не на что, но и отступать было некуда.

Бригада Скурихина в числе нескольких других ходила через весь поселок на базу Казмедьстроя, где были слесарные мастерские, деревообделочный цех, алебастровый цех, мастерские по ремонту автомашин. Я попал к кузнецу Клепцову, пожилому, высокому и жилистому дяде. «А, Трубецкой! Это уж не из тех ли?» — и он процитировал наизусть строчки из «Русских женщин» Некрасова. Меня удивила и тронула эрудиция Клепцова, производившего впечатление человека простого, чуждого образованности и романтизма.

Еще на каменном карьере я научился махать кувалдой, но здесь было значительно труднее, особенно, когда надо было ковать подкову. Нужны были не только сила, но главное темп: подкова должна быть готова за один прием. Кузнец выхватывал щипцами из горна раскаленный кусок, клал его на наковальню, и надо было бить, бить, не переставая, а он только поворачивал, да пристукивал молотком, выправляя неровности и ведя дело именно к подкове, а не к чему-нибудь другому. В этих случаях он на меня прикрикивал, как понукают лошадь, вывозящую воз из топкого места. У соседней наковальни работала такая же пара. Молотобойцем там был мускулистый крепыш, украинец Антон Недвецкий. Когда было видно, что я «запорю» — не смогу в нужном темпе поспевать за кузнецом — Антон, если бывал в это мгновение свободен, молча отстранял меня и неистово колотил по остывающему бруску. Тогда у них с Клепцовым возникал прямо-таки музыкальный дуэт. Клепцов встраивал в мощный ритм ударов молота свою чуть приглушенную дробь по мягкому железу, перемежая ее звонкими пристукиваниями по наковальне, чуть меняя ритм и ведя мелодию. Смотреть и слушать было удивительно хорошо, но так ковать я не научился.

В отношении ко мне Антона установилась какая-то смесь почтительности и своеобразного покровительства. Я был ему благодарен и впоследствии, встречаясь с ним, всегда с удовольствием предавался воспоминаниям. А в 1954 году я, вновь работая в лазарете, помог Антону вылечиться от гонореи. Благодарил он меня тогда безмерно.

Работа в кузнице была не легкой — жара и дым от горна, пекло на дворе — август месяц — тяжелая кувалда, которой надо махать целый день. Но вот недели через три я был переведен подсобным рабочим во двор: что-то поднести, что-то переложить, разгрузить, погрузить. Здесь я видел, как подрабатывают «налево»: украдкой, урывками, скрываясь от вольного начальства и надзирателей, делали железные кровати, детские коляски, дверцы к печкам и сами печки, другие заказы вольных.

А вот сценка перед съемом у ворот базы Казмедьстроя. Бригады кончают работать, и работяги скапливаются толпой у ворот. Сбоку стояло здание алебастрового цеха, главное сооружение которого представляло собой четырехугольную башенку с одиноким узким и пустым оконным проемом. В этот проем сильно высовывался бригадир алебастрщиков Талантов, донской казак, служивший у немцев и, обращаясь к толпе внизу, громко и с экспрессией вел такую речь: «Жители сказочного королевства, а, жители сказочного королевства! Сейчас вы пойдете в свое сказочное королевство, где получите баланду по норме, а после нее возляжете на нарах ...», — и далее все в том же духе. Эта импровизация была навеяна кинофильмом «Золушка», показанным нам. Фильм начинался кадрами, где герольд с башни замка обращался к жителям сказочного королевства.