Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)

А чего ждать? Ведь я приехала не ждать. Пошла по дороге, мимо зоны к 43 шахте. За открытыми воротами, недалеко от проволоки стояла женщина в белом халате с ребенком на руках. Наконец-то человеческий человек. Спросила, не знает ли Трубецкого? На вахте еще никого не было. Она сказала, что бригады заключенных еще не пришли. Придут минут через десять. А Трубецкого она не знает.

Я села у вахты на лавочку, у самых ворот и решила ждать появления бригады. Скоро донесся глухой злобный лай собак. На дороге в пыли показалась черная колонна (сердце ухнуло и застыло); Колонна медленно двигалась по пыльной дороге и постепенно расщеплялась. Бригады расходились на шахты. Одна из них шла сюда. Неужели здесь?!

Надела очки и решила не сходить с места, что бы мне ни говорили. Колонна приближалась. Черные сгорбленные люди с большими номерами на грязных серых рубахах. Некоторые в железных шахтерских касках на головах. Метрах в пяти от колонны — конвой. Подошли ближе. Вот один, высокий и черный. Лица не видно.

Душа захолонула! Андрейка! Стараюсь не глядеть. Опять гляжу. Плохо понимаю. Он или не он? Подошли поближе — нет, не он. Они долго стояли у ворот шахты. Потом их стали запускать по рядам и считать. Заключенные с любопытством оглядывались на меня. Солдаты набрасывались на них с руганью.

Господи, ведь он такой же! Где-то здесь.

Наконец бригада прошла, закрыли ворота. Я заметила час — 9 часов 30 минут. Куда теперь? Здесь его нет. Вышла на дорогу и вижу идет Семен прямо ко мне.

— Ты никого не спрашивала?

—Нет.

— Никуда не ходи. Ничего не спрашивай, иначе тебя в двадцать четыре часа отсюда приказом. Завтра вы увидетесь здесь, на 43-й. Я все улажу. А сейчас иди в гостиницу. Никому ничего не говори.

Что за таинственность? Неприятное чувство усилилось. Но я верила Семену и, не раздумывая особенно, отправилась в поселок. В столовой поела, хотя в горло ничего не лезло. Потом походила по площади. Напротив гостиницы, через площадь возвышался аккуратный трехэтажный куб с четырехколонным портиком. Рядом — одноэтажное такое же аккуратное здание почты и магазина. Это центр поселка Старый Джезказган. На афишах у клуба — заграничный фильм «Петер». То же самое сейчас идет в Москве. Забавно!

В гостинице заведующая спросила, как дела. Я ответила: пока неизвестно, и легла на койку.

Противно было на душе.

Молодые специалисты пришли из бани и наслаждались жизнью, друг другом. Он высокий, худой, ярко рыжий. Она маленькая, кругленькая, черненькая, в очках. Мне повезло. Дай Бог им счастья!

Что же теперь делать? Ужасно глупо сидеть, ничего не делать и чего-то ждать. Скоро молодые ушли по своим делам, а пришел Семен и сел на соседнюю койку.

— Знаешь что, я все узнал. Он на первом лагпункте, в режимной бригаде. Сегодня они работают на кирпичном заводе. Наверное, ничего не выйдет, потому что он под особым наблюдением. Но попробуем. Сейчас я пообедаю и пойдем на кирпичный.

Ушел. Ни капли не стало легче, а даже наоборот.

Он быстро вернулся.

— Идем!

Что за странный человек? Почему он так активно принял участие в моих поисках? Я ему ничего не обещала. Он даже по собственной инициативе на свои деньги купил поллитра начальнику конвоя. Все это было неприятно. Затягивался какой-то узел. Подсознательно, не думая особенно, к чему все это приведет, слушалась Семена во всем.

А Семен говорил:

— Если нас задержат или будут спрашивать, ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Поняла?

— Как же я тебя не знаю, когда мы все утро ходим вместе?

— Ничего, мы еще сейчас с тобой под ручку пойдем. Скажешь — привязался.

И он подает мне свою забинтованную руку, которую я беру своей перевязанной. Так идем дальше.

Я чувствую себя загнанным зайцем. Хотелось убежать подальше от этой путаницы. Но мы шли туда, где был Андрейка, и я не могла не идти.

До кирпичного завода от гостиницы километра два. Прошли зону. Шли по полотну железной дороги, вышли в поле, прыгали через какие-то канавы и пришли к огороженному колючей проволокой большому участку. Солнце начинало припекать. Метрах в двадцати за первой проволокой шла вторая. За ней копошились на низких буграх люди. Это был кирпичный завод. Значит, там работали заключенные, находящиеся под особым наблюдением. Где-то там был он. Мы подошли вплотную к первому проволочному заграждению.

Куда он меня тащит? Зачем? Безумство!

Семен должен был попытаться пройти с пропуском через вахту в зону, а потом как-нибудь протащить меня под видом своей ухажерки. От этого я категорически отказалась и сказала, что буду сидеть и ждать его возвращения. А он найдет Андрея, расспросит его, узнает все.

Отчаянные головы! Но тогда я была совершенно спокойна. Все чувства атрофировались.

Мы перелезли через первую проволоку и шли уже между двумя проволоками. На нас, казалось, не обращали внимания ни на вахте, ни в зоне. Я села на камушек метрах в пятнадцати от вахты. Вторая, внутренняя проволока была в пяти метрах.

Слышу, Семена не пропускают. Он так и этак — не пропускают.