Пути памяти

Вскоре после получения в университете постоянной преподавательской ставки я начал работу над второй книгой, посвященной погоде и войне. Вновь нависла угроза кулинарного сопровождения моей работы Наоми взрывными или горящими в огне блюдами, но, к счастью, она решила, что такое меню может быть опасным. Название книги я заимствовал у Тревельяна[112] — «Бессмертный враг». Это его выражение относилось к урагану, помешавшему военно-морским силам Англии в ходе войны с Францией. Тревельян дал верное определение подлинного противника — ураган на море проходится по палубе судна потоками воды на скорости сто миль в час, воющий ветер дует с такой силой, что человек не может там ни дышать, ни смотреть, ни стоять.

В годы Первой мировой войны в горах Тироля специально обрушивали лавины, хоронившие под собой врага. Примерно в то же время начали проводить исследования с целью использования в качестве оружия торнадо, но эти разработки так и не были завершены, потому что нельзя было с уверенностью сказать, не повернет ли торнадо на позиции той стороны, которая решила его использовать против неприятеля.

По пути из Парижа в Шартр Эдуард III[113] чуть не погиб во время сильнейшего града. Он дал Пресвятой Деве Марии обет заключить мир, если спасется от огромных градин величиной с камень, и выполнил обещание, подписав мирный договор в Бретиньи. Англию спас шторм, погубивший испанскую армаду. Грозы с градом прошли по Франции над территорией протяженностью в пятьсот миль, погубили урожай и привели к голоду, который стал одной из причин Французской революции. Зима — неизменная союзница России — одолела армию Наполеона. От зажигательных бомб, которые сбрасывали на Гамбург, возникали торнадо. Термин «фронт» был заимствован военными у метеорологов в ходе Первой мировой войны…

Когда немцы вторглись в Грецию, передача всех прогнозов погоды королевскими военно-воздушными силами и службами синоптиков была сознательно прекращена. Карта погоды Средиземноморья стала неполной, чтобы немецкие пилоты не смогли воспользоваться греческими прогнозами во время воздушных налетов.

Гиммлер верил, что Германия может изменить даже погоду на оккупированных немцами территориях. Разминая в пальцах польскую землю — «теперь землю Германии», — он рассуждал о том, как арийские поселенцы будут сажать деревья, «сделают так, что роса станет выпадать более обильно, увеличится облачность, чаще будут идти дожди, и это приведет к улучшению климата на востоке, что, в свою очередь, поможет в развитии экономики…»

Наоми ходила на один из моих курсов — «Формы биографии». Когда я впервые ее увидел, мне показалось, что она похожа на чудаковатую монашенку. Тогда ей нравилось одеваться в просторную одежду, которая выглядела на ней так, будто она одолжила ее у какой-то своей престарелой родственницы. Такая манера одеваться вызывала во мне сильное влечение к ней. Мне ужасно хотелось коснуться ее, засунуть руки в ее огромные карманы или в обвислые рукава.

Квартирка Наоми была малюсенькой — как будто она жила в кабинете врача. Из-за нехватки места одно громоздилось на другом, доступ к каким-то вещам был постоянно закрыт другими, и все они в любой момент были готовы обрушиться на пол. Ликеры были спрятана у нее на книжной полке за книгами авторов, фамилии которых начинаются на букву «Б»[114], — позади Башелара[115], Бальзака, Бенжамена[116], Бергера[117], Богана[118]. Виски закрывал том сэра Вальтера[119]. Она обожала собственные простоватые шутки, причем чем менее шутка была замысловата, тем больше она смеялась, часто до слез. Эти привычки она сохранила и после свадьбы в нашей совместной жизни. Однажды в день моего рождения она устроила игру «горячо-холодно», и последняя подсказка конечно же указывала на праздничный торт со свечами.

Страстью Наоми были научно-фантастические фильмы 50-х годов, которые мы часто смотрели до поздней ночи. Она всегда была на стороне одинокого чудовища, которое, как правило, сначала было нормальных размеров, но потом под влиянием облучения превращалось в огромного монстра. Глядя на экран телевизора, она умоляла гигантского осьминога разрушить колоссальными щупальцами мост. Она мне как-то по секрету призналась, что ей всегда хотелось сыграть роль молодой женщины — ученой, неизменно появлявшейся на сцене, чтобы уничтожить чудовищного облученного кальмара (гориллу, паука или шмеля); ей хотелось быть светилом ядерной физики или биологом, раскрывающим тайны морских глубин, и расхаживать в лабораторном халатике, более соблазнительном, чем роскошный вечерний туалет.

Она любила музыку и слушала все подряд — яванский гамелан, грузинский многоголосый хор, средневековую шарманку. Но предметом ее гордости была коллекция колыбельных чуть ли не всех стран мира. Колыбельные для первенцев, для ребенка, который хочет бодрствовать вместе с братом всю ночь, для детей, которые слишком возбуждены или слишком испуганы и не могут уснуть. Колыбельные военного времени, колыбельные для брошенных детей.