Читаем Пути-перепутья полностью

Часов около пяти поезд остановился на опушке леса… Действительно, никто, кроме них, из поезда не вышел, и оба, не торопясь, с удовольствием, побрели к маленькой гостинице, расположенной в десяти минутах ходьбы от станции, на самом берегу Шпрее. «Заведение», как оно именовалось на перекошенном указателе, было поначалу заурядным рыбацким домиком, но постепенно, скорее благодаря при-, нежели перестройкам, превратилось в настоящую гостиницу, причем вид на Шпрее с лихвой восполнял все изъяны и недостатки, если даже допустить, что таковые имелись, и служил главной причиной той поистине блестящей репутации, которой пользовалось это место среди немногочисленных посвященных. Лена тотчас почувствовала себя здесь совершенно как дома и уселась на пристроенной деревянной веранде, половина которой была осенена ветвями старого вяза, росшего между домом и берегом.

- Здесь мы и останемся,- сказала она.- Смотри, вон лодки, две… три… а там, повыше, целая флотилия. Хорошо, что мы приехали сюда. Глянь-ка, как они суетятся там на лодке и отталкиваются веслами. Бото, любимый, как здесь чудесно и как я тебе за все благодарна!

Бото от души радовался, видя Лену такой счастливой. Присущая ей резкость, почти суровость, внезапно исчезла, сменясь непривычной мягкостью, и эта перемена была в первую очередь благотворна для нее самой.

Немного спустя появился хозяин, принявший «заведение» от отца и деда, и осведомился, - намерены ли они остаться, а услыхав утвердительный ответ на последний вопрос посоветовал им не мешкать с выбором комнаты, которых у него сколько угодно, но, пожалуй, лучше всех одна на мансарде. Она хоть и низковата, но очень просторная и с видом на Шпрее - до самых Мюггельских гор.

Получив согласие гостей, хозяин удалился, чтобы сделать необходимые приготовления, а Бото и Лена снова остались одни и в полной мере наслаждались своим одиночеством. На поникших ветвях вяза покачивался зяблик, обитавший в соседних кустах, носились взад-вперед ласточки, и, наконец, черная наседка в сопровождении длинного ряда утят величественно проследовала мимо веранды и повела их по далеко заходящим в воду мосткам. На середине мостков она остановилась, а утята попрыгали в воду и поплыли.

Лена следила за всем с неослабным вниманием.

- Смотри, Бото, как вода проступает между бревнами. Но правду сказать, ее занимали не бревна и не вода, а две лодки, причаленные к мосткам. Она и так на них поглядывала и эдак, задавала всевозможные вопросы, делала всевозможные намеки, но, видя, что Бото остается глух ко всем намекам и ничего не желает понимать, заговорила более откровенно и напрямик сказала, что не прочь бы покататься на лодке.

- Нет, вы, женщины, неисправимы. Неисправимо легкомысленны. Припомни второй день пасхи. Ты едва…

- …едва не утонула? Помню. Но это одна сторона дела. А вот и другая: в тот же день состоялось мое знакомство с очень интересным молодым человеком, которого ты, верно, помнишь. Его звали Бото… Не станешь же ты утверждать, что второй день пасхи был для тебя несчастливым? Если да, значит, я любезнее, чем ты.

- Гм-гм… А грести-то ты умеешь?

- Разумеется. И грести, и править, и поставить парус. Из-за того, что я чуть не утонула, ты уже ни в грош не ставишь меня и мое искусство. А виноват был мальчик, да и утонуть в конце концов может каждый.

Спустясь с веранды, она прошла по тропинке, прямо к тем двум лодкам. Паруса у них были скатаны, но на каждой мачте развевался вымпел с вышитым названием.

- Ну, какую возьмем? - спросил Бото.- «Форель» или «Надежду»?

- Разумеется, форель. Что у нас общего с надеждой?

Бото, конечно, понял, что Лена говорит так, чтобы уколоть его всей силой тонкости и возвышенности чувств, он знал, что она никогда не отказывала себе в удовольствии пустить шпильку. Но Бото не стал пенять, он промолчал и помог Лене сесть в лодку. Потом он и сам прыгнул за ней. Когда он уже отвязывал лодку, пришел хозяин, принес жакетку и плед, потому что после захода солнца станет холодно. Оба поблагодарили и вскоре уже были на середине реки, чье русло, сильно суженное в этом месте островками и песчаными косами, едва ли составляло триста шагов в ширину. Лена изредка взмахивала веслами, но и этих ленивых взмахов было достаточно, чтобы через несколько минут подогнать лодку к поросшему густой травой лужку, который, очевидно, служил верфью - там невдалеке мастерили новую лодку, а также конопатили и смолили старые, уже давшие течь.

- Пойдем туда,- ликовала Лена, увлекая Бото за собой, но не успели они дойти до верфи, как стук топора смолк и звон колокола возвестил конец работы. Тогда шагов за сто до верфи они свернули на тропинку, которая наискось пересекала луг и подводила к сосновому леску. Красноватые стволы сосен румяно отсвечивали в лучах заходящего солнца, а над кронами плыл голубоватый туман.

- Я хотел бы преподнести тебе красивый букет,- сказал Бото и взял ее за руку.- Но луг пустой - только трава и ни единого цветочка. Ни единого.

- Ты не прав. Цветов полным-полно. Ты просто их не видишь, потому что ты чересчур разборчив.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература